Stella Maris

Я реконструировала свой сайт.

Он стал чуть меньше походить на пыльный чердак, заваленный разношерстным хламом, и приобрел единую форму, к которой я давно стремилась. Для оформления я использовала только живопись: Фридриха, Кнопфа, Делвилля, Шиле, Дюшана, Блейка.

Цвет страницы – песок. Образные мотивы – Исида, море и окна в другие миры.

Вообще-то у меня в компьютере давно висит более-менее нормальный вариант страницы, но он ни в какую не загружается на место прежнего «чердака». Придется пока ограничиться промежуточным вариантом.

Короче, те, кто хочет – велкам.

http://stella-mari.narod.ru/

---

Lakspur and Lazarus

Перевод из Дэвида Тибета

Здесь улицы пусты.

Лишь звуки серенад

Сошедшей темноты.

Колокола звенят.

С небес сюда проник

Неясный трепет птиц.

И чучело средь книг

Трепещет, словно лист.



Здесь каждый обречен:

Цветок сейчас умрет,

Мертвы картины, дом…

А тело наше ждет:

Безжалостный провал,

Свершений долгий прах.

Склоненная глава

Повисла на руках.



И падает закат

Над матерью - горой.

Животные мычат,

И грезят под волной

Немолчного дождя

В движеньи атмосфер.

Так просто потерять

Себя, тебя, химер.



И сумерек лицо,

И ливня аромат,

И струи колесом

У губ твоих летят.

Твоя рука в моей –

Как рыба без воды –

Все тише, все мертвей…

Предсмертье немоты.



Я ждал тебя всегда,

Я шел в твоих мирах,

Моля касанье рта

Остановить мой крах

Пред этой красотой,

В тебе нашедшей кров.

Ты подарила все:

Отмычку и засов.



О, если б дан был путь

Желанье загадать,

Я б изменил судьбу,

Чтоб, словно Лазарь, встать.

Я сжег бы темноту,

Что заслонила нас,

Я говорю опять:

Я говорю сейчас…



Плач ивы – не по мне,

Другие вместо нас

Скитаются по тьме,

В могилах затаясь.

Но в сердце тайны – стон,

Источник всех причин -

Я слышал шепот, он

Во тьме неразличим.



Все – тщета, стрелок бег.

Войду во славу дней

Я после, и навек.

Конец и песне сей.

---

Очаровательный сонет Лавкрафта

Книга



В квартале возле пристани, во мгле

Терзаемых кошмарами аллей,

Где призраки погибших кораблей

Плывут, сливаясь с дымкой, по земле,

Мой взгляд остановился на стекле

Лачуги, превращенной в мавзолей

Старинных книг - десятки штабелей

Пылились подле стен и на столе.

С волнением шагнув под низкий свод,

Одну из книг раскрыл я наугад,

Но с первых строк меня швырнуло в пот,

Как если бы я принял сильный яд.

Я в страхе огляделся - дом был пуст,

И только смех слетал с незримых уст.

---

Александрийские песни

Она



Подражание П. Луису



Их было четверо в этот месяц,

но лишь один был тот, кого я любила.



Первый совсем для меня разорился,

посылал каждый час новые подарки,

и продал последнюю мельницу, чтоб купить мне запястья,

которые звякали, когда я плясала, — закололся,

но он не был тот, кого я любила.



Второй написал в мою честь тридцать элегий,

известных даже до Рима, где говорилось,

что мои щеки — как утренние зори,

косы — как полог ночи,

но он не был тот, кого я любила.



Третий, ах третий был так прекрасен,

что родная сестра его удушилась косою

из страха в него влюбиться;

он стоял день и ночь у моего порога,

умолял, чтоб я сказала: «Приди», но я молчала,

потому что он не был тот, кого я любила.



Ты же не был богат, не говорил про зори и ночи,

не был красив,

и когда на празднике Адониса я бросила тебе гвоздику,

посмотрел равнодушно светлыми глазами,

но ты был тот, кого я любила.





Этот стих Михаила Кузмина я хотела подготовить к Показу, который в моем бывшем университете являлся частью экзамена по Сценической речи. Мне отказали.

Причина - "аморальность произведения". Пожилая "классная дама" заявила мне: "Я, конечно, понимаю - сейчас свобода нравов, но здесь говориться о четырех любовниках сразу! Я не могу это допустить к показу..."

Я очень хотела его читать. Это был шанс сказать честно.

---

Река

Мне снова снится давний сон

О позабытом диком крае.

Я над лесами пролетаю,

И подо мною – длинный склон,



Ущелья расписной шатер,

И маков яркие рубины,

И виноградная долина –

Сокровище в шкатулке гор.



Я знаю – там, на той земле,

Укрыта мертвою листвою,

Я сотни лет уже покоюсь

В неосвященной глубине.



Мне слышится теперь все чаще

Высокий, ласково звенящий

Напев родной моей реки –



Она поет о воскрешении,

И в дар приносит украшенья:

Невест увядшие венки.

---

Таро

И сказал мне виртуальный оракул:

Ваше настроение - Повешенный.

Ваше прошлое - Маг.

Ваше настоящее - Суд.

Ваше будущее - Верховная Жрица.



...Это они точно - насчет настроения...

---

Предсказание.

Гадала на "магическом" сайте: что ждет меня 21 сентября? (Концерт Ника Кейва)

Получила ответ: "Вас ждет свидание. Готовьтесь предстать на нем во всем блеске, ибо, возможно, вам представится возможность проявить новые способы обольщения".

---

Серебряный ключ

Этот рассказ Лавкрафта (сюда же отношу "Врата серебряного ключа" и "Сомнамбулическое странствие в поистках неизведанного Кадата", как произведния, обьединенные одним героем) - это первый из прочитанных мною рассказов, где действительно есть тема астральных путешествий. Она выражена столь необыкновенно, столь истово и столь явно, что вызывает недоумение. Говорят, Лавкрафт умер молодым.

Не стоило быть столь откровенным.

---

Содержание формы

Я не знаю, учат ли где-нибудь на поэтов. Говорят, в Литинституте готовят новых Пушкиных и Бродских. Но я слабо представляю себе, как это может быть… человек либо пишет, либо нет.

Однако научить его можно всему.

Представим, что человек рисует. Он не обучен искусству художника и работает «по наитию». Образы, краски он может отобразить, но перед формой отступает. Ему не сделать того, что может сотворить художник: вылепить человеческое тело, передать игру теней, создать композицию, изобразить перспективу, передать текстуру…

Любитель всегда вынужден идти на компромисс перед формой. Он сделает только то, что УМЕЕТ сделать, - а не то, что истинно хочет.

В этом есть свой плюс. Часто я гляжу на рисунки своих друзей, и вижу ИХ РУКУ. Это – стиль, сформированный природой, личностью, подсознанием. Это «чистое» вдохновение.

Рука профессионала «поставлена». У меня дома лежат учебные работы моего отца и его коллег – я не могу отличить одну от другой, так они похожи… Это – «голая» техника. Но без нее не было бы идеальной формы.

Часто можно услышать мнение: я тоже могу нарисовать «черный квадрат». Не все знают, что Малевич рисовал не только геометрические фигуры, но и работал в любой технике. Логично предположить, что «квадрат» он нарисовал не потому, что руки тряслись с бодуна, а потому, что такова была его идея.

Овладев формой, художник СВОБОДЕН в творчестве, ибо ему подвластно все – от «Черного квадрата» до «Последнего дня Помпеи».

И пусть ямб, хорей и даже анапест будут такой же тренировкой для поэта, как этюд для актера, и набросок для художника. Ибо произведение искусства составляют не только форма и содержание, но и содержание формы. Оно-то и говорит с нами языком, не подвластным ни времени, ни моде, ни разнице культур – языком совершенства.

---

На одном поэтическом сервере написли рецензию для "Домой": неровнехонько...

Не умею я ямбом да хореем. Не поэт я, наверное

---

Домой

For us



Потерял ожерелье месяц,

И рассыпал по камню лестниц

Светлых бусинок череду –

И дорожка легла, как лента…

Словно путь мне указан кем-то…

Словно ждали, что я приду.

Я вошла, и со мной влетели

Отраженья огромных елей -

Это чья-то пришла беда.

Это ветер в низине свищет:

Не ищите. Здесь нет жилища.

Да и не было никогда.

---

... "All of them forever falling, falling lovely and amazing"...

Я видела вчера звездопад. Считается, что при виде падающей звезды можно загадывать желание, и оно сбудется.

Я увидела один мелькнувший на небосводе метеорит,и, пока думала, чего же я хочу, сверху обрушился дождь из сверкающих бриллиантов.

На черном августовском небе - океан, и Огни Святого Эльма вспыхивают то там, то здесь.

Над кроной старого клена - Моя Звезда. Я не знаю, что это за планета, но в августе она всегда сияет там. Я назвала ее именем одного человека, и с тех пор она посвящена ему.

Над озером - остатки умершего заката.

Над большим старым домом - мегаполис иных миров... Мы стоим у деревянного крыльца - затихшие, удивленные, и смотрим на Вселенную, прямо в ее открытые глаза.

А в небе лунная река,

И звезды служат литургию,

И мы стоим, совсем другие,

И ночь раскрыта, как рука.

---

Isis Rising

Мой рисунок. Второе название - "Burning Star"

---

Музыка крыльев

…Музыка крыльев…



И снова я слышу,

Как мечутся в окнах

Летучие мыши.



А руки застыли

Над мякишем хлеба...

Расчерчена белым

Земля, словно небо.



Луна опьянела

В абсентовом зелье,

И свищет протяжно

На флейте ущелье.



…Срезанный локон…



И стебли гвоздики!

Там плещутся в нише

Страницы из книги –



Ты, Музыка крыльев!

Ты, Музыка ветра!

И тени поплыли,

Метр за метром,



Кружащейся пылью

Над смятой постелью:

- Ты - руки - как крылья -

Пора… полетели…



... я знаю, я слышу…

вы здесь… вы успели…

---

Сон

Я вышла на крыльцо и увидела тебя сидящим в саду. Среди синих сумерек ты поворачиваешься ко мне и улыбаешься своей сверкающей, необыкновенной улыбкой. Я бегу к тебе, и радость охватывает меня: ты здесь, и ты один. Но я подхожу ближе и замечаю другие фигуры – фигуры твоих друзей. Все они почему-то одеты в черные костюмы, и оттого сливаются с темнотой вечера. Лишь ты одет в короткий светлый плащ, который покрыт ажурным узором от тени деревьев. Ты все еще улыбаешься мне, и я вижу, как радость и тепло сквозят в этой смущенной улыбке.

Я предлагаю всем чай.

На подносе лежат чашки. Я спускаюсь по ступеням крыльца, боясь упасть, и поднимаю голову. Я вижу, что ты сидишь за столом, и рядом с тобою женщина. Она кладет голову тебе на плечо, и, услышав мои шаги, оборачивается.

Я вижу ее лицо: бледное, с задорными зелеными глазами, обрамленное короткой прической. Она весело здоровается со мной. Ты смотришь куда-то вниз, пока мы разговариваем.

Но меня ничто не выдает.

Наконец я прошу тебя помочь мне. Ты торопливо встаешь и идешь за мной, огибая большой дом. В тени яблони мы останавливаемся. Над нами висит большой оранжевый ломтик луны.

Твой взгляд неохотно останавливается на моем лице. Он слишком подвижен, чтобы быть безмятежным. И в нем то же выражение притяжения и страха. Я что-то говорю тебе, и ты торопливо отвечаешь:

- Прости, мне нужно уходить. Я не могу остаться.

Я вижу, как поблескивает в темноте твоя принужденная улыбка, мелькают глаза, в глубине которых отражается желтая луна.

Ты разворачиваешься и уходишь вглубь темно-синей дорожки сада.

А я не могу понять, почему между двумя людьми может быть такая пропасть.

Почему я могу внушать страх.

---

Притаившийся во тьме

Еще несколько дней назад мир мог услышать от меня следующие слова: «к сожалению, я никогда не читала Лавкрафта». Сожаление было не очень сильным, потому что рекламный слоган «литература ужасов» доверия не внушал. Да, я знала, что Лавкрафта сравнивают с Эдгаром По и Густавом Майринком. Но отчего-то мне казалось, что, в отличие от этих классиков, Лавкрафт представляет из себя нечто более примитивное и вторичное. Возможно, виной тому были виденные где-то невразумительные рецензии на произведения писателя. Культовая популярность Лакрафта среди «готической молодежи», где он зачастую стоит в одном ряду с бульварными писателями, тоже внушала опасения.

Но вот – случилось страшное. Я заглянула в книжный ларек, и мой бесцельно блуждающий взор упал на корешок книги, где притаилась надпись «Lovecraft». Я успела подумать, что мне как раз нечего читать, когда книга оказалась у меня в руках, а потом совершила неожиданный прыжок внутрь сумки.

В книге оказались три повести и сонеты. Я решила начать с последних. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что стихи эти мне совершенно точно знакомы! Я абсолютно уверена: я никогда их не читала. Даже не знала, что Лавкрафт писал лирику. Тогда мне пришла в голову мысль, что я могла видеть эти строки в сборнике какого-нибудь знаменитого поэта в качестве перевода. Увы, оглавление книги явило фамилию какого-то Макарова, совершенно мне неизвестного. Где я видела сонеты Лавкрафта – я так и не могу вспомнить. Уже одно это чувство знания вселяет в душу мистический ужас.

Вслед за сонетами, образами и музыкой своей безобразно знакомыми, я перешла к прозе. Странно, но и она оставляла полное ощущение дежавю.

Вязкий, немного тяжелый язык, тщательная проработка деталей, обилие исключительно точных и реалистичных характеристик места, времени, обьектов придает прозе Лавкрафта убедительность, точность. В этом смысле она не менее впечатляет, чем Майринк. Пожалуй, здесь даже меньше принужденности, чем у последнего. Лавкрафт более натуралистичен, он менее мистик. А в отношении мастерски созданной атмосферы ужаса он близок не только к Майринку, но даже к Кафке и Сартру. У последних есть нечто подсознательно-осязаемое, ощутимо-реальное.

Лавкрафт открывает мир, в котором действуют законы, неизвестные и непонятные человеку. Это не дверь в иное, это вторжение в жизнь людей – вторжение, заканчивающееся крахом для человечества. Содержание произведений Лакрафта – страх, животное чувство чего-то гнетущего, рокового и неизбежного. Герои здесь не совершают мистический подвиг, как у Майринка, а гибнут, почти со словами «как собака». Самое интересное то, что я не нашла здесь автора… ибо он находится там же, где его герои – в сумерках снов, притаившийся во тьме…

---

Хочу туда

Монрепо. Капелла Людвигштайн на Острове Мертвых.

---

Улыбнитесь

http://krisha.web-critics.com/books/

Взяла у Garret

---

Дело в шляпе

Я очень благодарна Burnet, которая подарила мне возможность увидеть со стороны свой собственный спектакль. Не знаю, отчего фотографии получились такими - от движения ли, от света - но они непостижимым образом передают мои личные эмоции, мое ощущение того момента.

Волшебство.

Пламя.

фотографии



Burnet, спасибо тебе! Спасибо всем, кто пришел тогда.

---

Vermachtnis der Sonne

Вчера было 31 июля.

Этот день как будто подводит последнюю черту под роскошной эпохой лета.

Знак смерти и печали. Знак перерождения.

Глядя в мгновение августа, вдруг замечаешь, что ночь черна. Непривычно тихо, только цикады поют в предсмертной истерии. Небо похоже на вулканическую лаву: в прогалинах еще мерцает серая дымка вечера, а облака, похожие на гигантские следы великана, уже тащат за собой тьму.

Силуэты деревьев черны и непривычны. Где-то над лесом, в глубине ночи, видны всполохи далекой грозы.

Начинается август - мое любимое время лета. Каждый день будет полон угасания, предчувствия смерти. В этом движении к концу все обретет последние краски расцвета: осыпающиеся ягоды, сохнущие травы, желтеющие листья. Они будут впитывать в себя жадно лучи солнца, как его последний завет перед очередной смертью.

Почти как мы.