По ОРТ идет один из моих любимых фильмов, - "Откройте, полиция".

Тонкий французский юмор.

Филипп Нуаре.

Супер.



http://www.exler.ru/films/08-07-2004.htm

---

Муза Иосифа Бродского, знаменитая "М.Б."

Обессмертил.

---

Blixa Bargeld

Спасибо Ternovnik

---

Глупость, но приятно

Персональный оракул

Фраза:

"Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит".



(c)М. А. Булгаков.



Символ:

Лабиринт



Лабиринт - это мир, Вселенная, непостижимость, движение. Непрерывная линия лабиринта означает вечность, бесконечную длительность, бессмертие. Лабиринт символизирует движение Солнца, его восход и закат, весеннее освобождение. Лабиринт как символ Пути выражает идею движения человека к истине, это то, что вынуждает человека двигаться, выводит из состояния инертности. Прохождение через лабиринт - это обновление, преображение, новое рождение.

Далее

Древние греки связывали происхождение его названия labyrinthos с Критом. Характерный для критского религиозного культа топор с двойным лезвием назывался "лабрис". Эти слова родственны и происходят от доиндоевропейского слова, означавшего "камень". Лабиринт выражает идею круговорота "жизнь-смерть-жизнь" и имеет отношение к символизму пещеры, путешествия в иной мир; к погребальным обрядам и обрядам инициации, которые часто проводились в пещерах.



Другим названием лабиринта, широко распространенным в Западной Европе, было "троя". Вергилий упоминает об обрядовых играх, называемых "Троя", обязательным элементом которых были запутанные танцевальные движения. Танцы-лабиринты, или тройские танцы и игры, символизируют трудную дорогу, испытания при движении к центру. Эта символика связана с "Танцем Журавля", описание которого есть у Плутарха.



В древнем Египте, в городе Абидос, существовали лабиринты, называемые Каракол. Они представляли собой почти круглые храмы, в коридорах которых проходили церемонии, символизирующие этапы эволюции и ту дорогу, которая ведет человека к его центру.



В Индии лабиринты понимаются как символы медитации, сосредоточения, возвращения к собственной оси и символизируют избавление от сансары и законов кармы.



В кельтской мифологии эти сооружения отмечают входы в подземный мир. По некоторым легендам каменные лабиринты были построены руками великанов, и сегодня еще лабиринты иногда называют "Дорогами великанов". Другие обитатели мира иного, феи, танцевали при лунном свете на спиралях лабиринта.





Притча:

Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он бабочка, весело порхающая бабочка. Он наслаждался от души и не сознавал, что он Чжоу. Но вдруг проснулся, удивился, что он Чжоу, и не смог понять: снилось ли Чжоу, что он бабочка, или бабочке снится, что она Чжоу.



Оракул.

---

... Вся эта история во многом замыкалась на председателя Ленинградского отделения Союза писателей Александра Прокофьева. Кто-то прищемил его злой и веселой эпиграммой, и он думал, что ее сочинил Бродский. Комиссию по работе с молодыми ленинградского Союзписа возглавлял некто Воеводин, с прокофьевского благословения он родил удивительный документ:



"Настоящая справка дана в том, что И.А. Бродский поэтом не является".

Подпись и печать.

http://www.inauka.ru/fact/article39890.html

---

Зимним вечером на сеновале

... И пальцы мои теплы,

как июльские дни.

(с)

Снег сено запорошил

сквозь щели под потолком.

Я сено разворошил

и встретился с мотыльком.

Мотылек, мотылек,

от смерти себя сберег,

забравшись на сеновал.

Выжил, зазимовал.



Выбрался и глядит,

как «летучая мышь» чадит,

как ярко освещена

бревенчатая стена.

Приблизив его к лицу,

я вижу его пыльцу

отчетливей, чем огонь,

чем собственную ладонь.



Среди вечерней мглы

мы тут совсем одни.

И пальцы мои теплы,

как июльские дни.



И. Бродский

1965

---

A Song for Douglas (after He’s dead)

Кто будет ругать меня за этот перевод, - тому отвечу: попробуйте сами.

Песня для Дугласа (после его смерти)

На стене его

Маска,

Он склонился над книгой,

Рука шелестит

Бумажной листвой, -

Его сердце объято

Пеплом столетий.

Он ждет в полумраке

Кущи

Иной.



Горизонт

Окунулся

В пурпур восхода,

Ветры смешаны с дымом

Сожженной земли,

Дым вплетается в волосы,

Пишет узоры

По иссохшему древу

Сокрытой

души.



Белизна

Костным прахом

Леденит его память,

За слепком главы

Лежит скорпион.

Темнота накрывает

С хрустом белого снега,

Только стиснуты зубы,

Как скованы

Льдом, -



Это песня

Для Дугласа

В час его смерти,

Это песня

для Дугласа,

Меркурия

Танец.



Знамение

Свастики

на покровах ладони,

Изогнутый крест

Отразили глаза.

Закатное солнце

В зрачках ожидает,

Величье

Насилия

Легло на уста.



Его Отец

Его ждет

У Башен Безмолвий.

Там служат огням,

Что погасли давно.

Две ивы, под ними

Руна древняя,

Elhaz, -

Раздвоена жизнь,

Надтреснуто дно,



Сын и Отец

Смешаются в прахе,

Как будто бы жизнь, -

Иллюзия, сон,

Частичкой похожий

На правду, и каплей

Похожий на бездну,

Похожий

На боль…



Но там,

Над стеной,

Если видеть сквозь камень,

В руинах церквей,

Где дух разит плоть,

Где кровь и земля

Рассеяны в прахе,

Драконовы зубья

Облако

Льет…



Это песня

Для Дугласа

В час его смерти,

Это песня

для моего Дугласа,

Меркурия

Танец.

Оригинал

he crouches on the floor there's a mask on the wall

and he leafs through the pages of a book

but wait as he may in the shadow of other leaves

his heart in embraces to times long since scorched



the horizon folds over with a purple sunrise

and the wind carries smoke from an earth that is burning

the smoke locks in his hair and he's covered with patterns

and the descent of his life-trees on his camouflaged soul



with a winter of memories carved powder-bone white

beyond his skull's form a scorpion lies

in the crunch of the snow as his darkness increases

a twilight of ice encircles his teeth



this is a song for douglas after he's dead

this is a song for douglas whose Mercury dances



there's a swastika carved in the palm of his hand

there's a crooked cross that is caught in his eyes

there waits a falling sun in his eyes

there's the honour of violence on his lips



his father waits for him near the Towers of Silence

where they worship the fires so long quenched

under two willow trees with elhaz inverted

the fork of life snapped -

there father and son shall mingle in dust

as if life itself has been mostly illusion but partially real

and partially pain



and over some wall

if you look through the rubble

amongst ruins of churches where life conquers death

though empires cannot last

where blood and soil's concepts have faltered and failed

a cloud still sows teeth

as the world disappears...



this is a song for Douglas after he's dead

this is a song for my Douglas may his Mercury dance

---

"Но чу! пока я плачем твой ночлег

смущаю здесь, — летит во тьму, не тает,

разлуку нашу здесь сшивая, снег,

и взад-вперед игла, игла летает.

Не я рыдаю — плачешь ты, Джон Донн.

Лежишь один, и спит в шкафах посуда,

покуда снег летит на спящий дом,

покуда снег летит во тьму оттуда".



(с)

Большая элегия Джону Донну

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.

Уснули стены, пол, постель, картины,

уснули стол, ковры, засовы, крюк,

весь гардероб, буфет, свеча, гардины.

Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,

хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,

ночник, белье, шкафы, стекло, часы,

ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду.

Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье,

среди бумаг, в столе, в готовой речи,

в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле

остывшего камина, в каждой вещи.

В камзоле, башмаках, в чулках, в тенях,

за зеркалом, в кровати, в спинке стула,

опять в тазу, в распятьях, в простынях,

в метле у входа, в туфлях. Все уснуло.

Уснуло все. Окно. И снег в окне.

Соседней крыши белый скат. Как скатерть

ее конек. И весь квартал во сне,

разрезанный оконной рамой насмерть.

Уснули арки, стены, окна, все.

Булыжники, торцы, решетки, клумбы.

Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо...

Ограды, украшенья, цепи, тумбы.

Уснули двери, кольца, ручки, крюк,

замки, засовы, их ключи, запоры.

Нигде не слышен шепот, шорох, стук.

Лишь снег скрипит. Все спит. Рассвет не скоро.

Уснули тюрьмы, замки. Спят весы

средь рыбной лавки. Спят свиные туши.

Дома, задворки. Спят цепные псы.

В подвалах кошки спят, торчат их уши.

Спят мыши, люди. Лондон крепко спит.

Спит парусник в порту. Вода со снегом

под кузовом его во сне сипит,

сливаясь вдалеке с уснувшим небом.

Джон Донн уснул. И море вместе с ним.

И берег меловой уснул над морем.

Весь остров спит, объятый сном одним.

И каждый сад закрыт тройным запором.

Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель.

Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы.

Лисицы, волк. Залез медведь в постель.

Наносит снег у входов нор сугробы.

И птицы спят. Не слышно пенья их.

Вороний крик не слышен, ночь, совиный

не слышен смех. Простор английский тих.

Звезда сверкает. Мышь идет с повинной.

Уснуло все. Лежат в своих гробах

все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях

живые спят в морях своих рубах.

По одиночке. Крепко. Спят в объятьях.

Уснуло все. Спят реки, горы, лес.

Спят звери, птицы, мертвый мир, живое.

Лишь белый снег летит с ночных небес.

Но спят и там, у всех над головою.

Спят ангелы. Тревожный мир забыт

во сне святыми — к их стыду святому.

Геенна спит и Рай прекрасный спит.

Никто не выйдет в этот час из дому.

Господь уснул. Земля сейчас чужда.

Глаза не видят, слух не внемлет боле.

И дьявол спит. И вместе с ним вражда

заснула на снегу в английском поле.

Спят всадники. Архангел спит с трубой.

И кони спят, во сне качаясь плавно.

И херувимы все — одной толпой,

обнявшись, спят под сводом церкви Павла.

Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи.

Все образы, все рифмы. Сильных, слабых

найти нельзя. Порок, тоска, грехи,

равно тихи, лежат в своих силлабах.

И каждый стих с другим, как близкий брат,

хоть шепчет другу друг: чуть-чуть подвинься.

Но каждый так далек от райских врат,

так беден, густ, так чист, что в них — единство.

Все строки спят. Спит ямбов строгий свод.

Хореи спят, как стражи, слева, справа.

И спит виденье в них летейских вод.

И крепко спит за ним другое — слава.

Спят беды все. Страданья крепко спят.

Пороки спят. Добро со злом обнялось.

Пророки спят. Белесый снегопад

в пространстве ищет черных пятен малость.

Уснуло все. Спят крепко толпы книг.

Спят реки слов, покрыты льдом забвенья.

Спят речи все, со всею правдой в них.

Их цепи спят; чуть-чуть звенят их звенья.

Все крепко спят: святые, дьявол, Бог.

Их слуги злые. Их друзья. Их дети.

И только снег шуршит во тьме дорог.

И больше звуков нет на целом свете.





Но чу! Ты слышишь — там, в холодной тьме,

там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе.

Там кто-то предоставлен всей зиме.

И плачет он. Там кто-то есть во мраке.

Так тонок голос. Тонок, впрямь игла.

А нити нет... И он так одиноко

плывет в снегу. Повсюду холод, мгла...

Сшивая ночь с рассветом... Так высоко!

"Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой,

возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета,

любви моей?.. Во тьме идешь домой.

Не ты ль кричишь во мраке?" — Нет ответа.

"Не вы ль там, херувимы? Грустный хор

напомнило мне этих слез звучанье.

Не вы ль решились спящий мой собор

покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" — Молчанье.

"Не ты ли, Павел? Правда, голос твой

уж слишком огрублен суровой речью.

Не ты ль поник во тьме седой главой

и плачешь там?" — Но тишь летит навстречу.

"Не та ль во тьме прикрыла взор рука,

которая повсюду здесь маячит?

Не ты ль, Господь? Пусть мысль моя дика,

но слишком уж высокий голос плачет".

Молчанье. Тишь. — "Не ты ли, Гавриил,

подул в трубу, а кто-то громко лает?

Но что ж лишь я один глаза открыл,

а всадники своих коней седлают.

Все крепко спит. В объятьях крепкой тьмы.

А гончие уж мчат с небес толпою.

Не ты ли, Гавриил, среди зимы

рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?"





"Нет, это я, твоя душа, Джон Донн.

Здесь я одна скорблю в небесной выси

о том, что создала своим трудом

тяжелые, как цепи, чувства, мысли.

Ты с этим грузом мог вершить полет

среди страстей, среди грехов, и выше.

Ты птицей был и видел свой народ

повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.

Ты видел все моря, весь дальний край.

И Ад ты зрел — в себе, а после — в яви.

Ты видел также явно светлый Рай

в печальнейшей — из всех страстей — оправе.

Ты видел: жизнь, она как остров твой.

И с Океаном этим ты встречался:

со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.

Ты Бога облетел и вспять помчался.

Но этот груз тебя не пустит ввысь,

откуда этот мир — лишь сотня башен

да ленты рек, и где, при взгляде вниз,

сей страшный суд совсем не страшен.

И климат там недвижен, в той стране.

Откуда все, как сон больной в истоме.

Господь оттуда — только свет в окне

туманной ночью в самом дальнем доме.

Поля бывают. Их не пашет плуг.

Года не пашет. И века не пашет.

Одни леса стоят стеной вокруг,

а только дождь в траве огромной пляшет.

Тот первый дровосек, чей тощий конь

вбежит туда, плутая в страхе чащей,

на сосну взлезши, вдруг узрит огонь

в своей долине, там, вдали лежащей.

Все, все вдали. А здесь неясный край.

Спокойный взгляд скользит по дальним крышам.

Здесь так светло. Не слышен псиный лай.

И колокольный звон совсем не слышен.

И он поймет, что все — вдали. К лесам

он лошадь повернет движеньем резким.

И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам

и бедный конь — все станет сном библейским.

Ну, вот я плачу, плачу, нет пути.

Вернуться суждено мне в эти камни.

Нельзя прийти туда мне во плоти.

Лишь мертвой суждено взлететь туда мне.

Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет,

в сырой земле, забыв навек, на муку

бесплодного желанья плыть вослед,

чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку.



Но чу! пока я плачем твой ночлег

смущаю здесь, — летит во тьму, не тает,

разлуку нашу здесь сшивая, снег,

и взад-вперед игла, игла летает.

Не я рыдаю — плачешь ты, Джон Донн.

Лежишь один, и спит в шкафах посуда,

покуда снег летит на спящий дом,

покуда снег летит во тьму оттуда".





Подобье птиц, он спит в своем гнезде,

свой чистый путь и жажду жизни лучшей

раз навсегда доверив той звезде,

которая сейчас закрыта тучей.

Подобье птиц. Душа его чиста,

а светский путь, хотя, должно быть, грешен,

естественней вороньего гнезда

над серою толпой пустых скворешен.

Подобье птиц, и он проснется днем.

Сейчас — лежит под покрывалом белым,

покуда сшито снегом, сшито сном

пространство меж душой и спящим телом.

Уснуло все. Но ждут еще конца

два-три стиха и скалят рот щербато,

что светская любовь — лишь долг певца,

духовная любовь — лишь плоть аббата.

На чье бы колесо сих вод не лить,

оно все тот же хлеб на свете мелет.

Ведь если можно с кем-то жизнь делить,

то кто же с нами нашу смерть разделит?

Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет.

Со всех концов. Уйдет. Вернется снова.

Еще рывок! И только небосвод

во мраке иногда берет иглу портного.

Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь.

Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло.

Того гляди и выглянет из туч

Звезда, что столько лет твой мир хранила.



Иосиф Бродский,

7 марта 1963

---

На днях была в гостях у подруги (не будем показывать пальцем). Приехала вечером одного дня, - уехала вечером другого. Как в лучшие времена.

О ужас, - провела ночь в постели с лучшим френдом Машкой. Теперь, как честные девушки, мы должны пожениться. Но сказ не о том.



Сказ о том, что в 11 утра (легли в 5) меня разбудили странные звуки.

С кухни неслось бренчание на гитаре, под которое два страшных, хриплых и сонных голоса завывали:



Соходня снову йааа иду до дому сааам

Навколо людиии йдут и дивятся с реееклам

Але чомууу мениии...



... Словом, - ".. Пропал дом..."

---

I had seen the news

that the Trojan beast

already and not yet

no longer near

nor close at hand

nor at the door

is finally here, -

the great in the small...



... and i couldn't stop watching the signs in the stars

---

... наверное, что-то случилось...

Господа!

Кто-нибудь смотрит по каналу ТНТ передачу Comedy Club?

Это единственная юмористическая программа на российском ТВ, которую можно смотреть. Незабвенный "Аншлаг" Рябинушки Дубовицкой плыл и, к счастью, уплыл... но взамен приплыло "Кривое зеркало" с Петросяном. Это же вообще полный п...ц. Нормальные люди уже совсем было отчаялись, но тут по ТНТ пустили Comedy Club. Есть еще на ТВ кадры, у которых все хорошо с юмором.



Артисты, которые выступают в клубе, - бывшие КВНщики. Хоть я и не люблю КВН, но все же помню, что была раньше такая хорошая команда, - Новые Армяне. Вот эти чуваки взяли и сделали Comedy Club.



Короче, - всем смотреть по пятницам, в 18.00, и по субботам, в 22.00.



Ахтунг!!

По субботам не смейте включать канал раньше, до этого там идет реалити-шоу "Дом".



За информацией можете зайти сюда и сюда.

---

Треш

В лучших традициях фиглярства и идиотизма.



"Ух... ух... у хонды руль справа..."





Планировалось, что это будет образ Марии Стюарт, но костюма, который по стилю соответствовал бы 16 веку, не нашлось. Так что получилась Миледи Винтер.







Шахре... пардон за выражение... зада...

---

Киев.

Памятник Богдану Хмельницкому, который призывает то ли к штурму Москвы, то ли к штурму местной милиции...



Андреевский спуск.



"Дом с Бегемотом", рядом с музеем Булгакова на Андреевском спуске. Я не уверена, что в образе кота изображен персонаж романа. Но очень уж похоже.



Иллюстрации к "Мастеру и Маргарите", которые сделали на бетонной стене уличные художники. Стена находится рядом с тем же музеем Булгакова. Похоже, что скоро ее снесут.



Музей одной улицы, а именно, - Андреевского спуска.



Панорама города, на которой видно обьект вечного глумления киевлян. Этот железный колосс достоин руки Церителли. Увидев монстра вблизи, я пришла к выводу, что это Петр I в образе мужеподобной тетки, которая держит шит и меч. И почему то смотрит на Москву.



А это, - просто красота.

---

Фото. Как обещала.

Крым.

---

Океан Эльзы в картинках:

Wings of desire...













PS - Эти кадры получены с записи, сделанной видеокамерой. Фотоаппарат тоже трудился, но большинство фотографий получились размытыми, - трудно снимать человека, находящегося в постоянном движении. Камера в этом отношении гораздо удобнее.

Но я все равно прошу прощения у всех, кому интересен отчет о концерте, за то, что на этих кадрах не очень хорошее качество изображения.



PPS - Я бы с удовольствием выложила сюда фрагменты самой записи, чтобы Вы смогли увидеть это в движении и услышать. Но, увы, - боюсь, что это невозможно.

---

Вище неба: концерт Океана Ельзи в Киеве

“Вище неба, вище неба,

Мила моя,

Як ти, я без тебе?!?!”, -

- вопил в дыму и пламени Святослав Вакарчук, вырывая клочья волос на груди, а также на прочих доступных участках тела. В этот момент стадион громогласно ревел вместе с ним, размахивая знаменами с надписью “Океан Ельзи”. И пусть сценический свет был обыкновенным, декорации, - более чем скромными, а звук, - просто оглушительным, все равно народ доходил до полного апофигеоза, глядя, как беснуется фронтмен команды. А он, надо сказать, действительно отчаливал в космос…



Для тех, кто любит и слушает Океан Эльзы, их новая работа “Gloria” будет (или уже стала) открытием. Группа опять умудрилась выпустить альбом, который совершенно не похож на предыдущие. Это не попытка играть брит-поп, это не заигрывание с “новой волной”, не перенасыщенная электроникой и размытая “Cуперсимметрия”. Это абсолютно живой, энергичный, драйвовый альбом, сделанный в лучших традициях классического рока. Меломаны, если послушают эту работу, то сразу расслышат там отголоски музыкальных пристрастий группы (называть не буду, слушайте сами). Но это нормально для ОЭ, и нормально вообще, поскольку не является плагиатом, а лишь напоминает о преемственности в рок-музыке. Я называю это “корнями”, и очень люблю музыкантов, у которых эти “корни” слышны. Да, - Океан Эльзы не блещут оригинальностью музыкального материала, не ищут совершенно новых форм мелодий и аранжировок. Но у них есть два других преимущества, - свой материал они исполняют очень качественно, и при этом умудряются вкладывать в песни то, что в русской культуре называется “душевность”. Вакарчук всегда писал простые тексты, простую музыку. Его стилистические приоритеты всегда лежали на Западе, в классическом блюзе, биг-бите, рок-н-ролле. Но при этом он умудрялся притащить в свое творчество неуловимое, почти неслышное, но ощутимое влияние национального, украинского мелодизма, - какую-то особую распевность. Именно напевность, тоскование, песенный надрыв всегда давались Вакарчуку особенно хорошо. И в этом смысле в “Глории” он превзошел себя прежнего, - альбом наполнен необыкновенной лирической пронзительностью, “нервом”. Простая, но искренняя любовная лирика зазвучала здесь по-новому за счет сильных, драйвовых аранжировок. Альбом словно имеет свой хребет, - неистовую “Вище неба” (с замечательным аккордеоном), классическую “Нiколи”, необычную “Вiдчуваю” (с отменным вокалом и духовой секцией, - которая, надеюсь, мне не грезится). Начинается и заканчивается альбом двумя медленными композициями, - очень красивыми и очень пронзительными - “Пiрша Пiсня” и “Не питай”. Таким образом, альбом даже по расстановке акцентов получился очень гармоничным и цельным. Я не нашла там “проходных” песен. За эту работу “Океану” можно поставить твердую “пятерку”, - правда, они в ней уже не нуждаются.

Насколько я успела понять из увиденного на концерте, в Украине ОЭ очень популярны. На стадионе был аншлаг, и публика принимала группу с восторгом. К чести Вакарчука как фронтмена, он вел себя очень вежливо и очень сердечно, - даже несмотря на положенный для рокера угар. А угар, кстати, включал в себя непременные прыжки (с частичной потерей штанов), обливания минеральной водой, ползанье по сцене, разрывание рубахи и даже залезание на вышестоящую аппаратуру. Зрелище это впечатляло, но меня все-таки более всего поразило его пение. Он пел потрясающе. Втайне я уже давно называла его “соловушкой”, и на концерте оставалось только повторять про себя это нежное прозвище, слушая, как он выдает акапелло финальные трели в “Я на небi був”.

В целом, - ОЭ выдали очень сильный, полный настоящего драйва и мощной положительной энергетики концерт. Для тех, кто причисляет эту группу к “попсе” только потому, что их песни крутят на радио вместе с Виа-Грой, это была возможность убедиться, - ОЕ настоящие музыканты, со всей отдачей работающие в традициях живого рок-н-ролла. Никакой халтурой здесь даже не пахло, - напротив, концерт был сыгран честно, чисто и технично. К тому же, - самих музыкантов перло на полную катушку, а уж к чему никогда не будет равнодушен зал, - так это к искренности, открытости и сильному душевному посылу. Все это было, и было с избытком. Я лично вышла оттуда оглохшая, офигевшая, но абсолютно счастливая и влюбленная в эту музыку.

Седьмое чудо света оказалось выше неба.

---

The Seven Seals are Revealed at the End of Time...

Вступление. Так сказать, - от автора.



Обращаюсь ко всем так, как это принято было делать в советских книжках - Дорогой Мой Читатель!



Я обещала рассказать Вам о своей космической Одиссее, и обещание я выполню. Только я должна сразу предупредить, - рассказывать буду то, что составляет мои впечатления - т.е. наиболее яркие образы, эмоции, запахи. Так что связной картины кругосветного путешествия не ждите. Ее не существует.

Семь чудес света

Чудо первое. Крым.



В Крыму были многие, если не сказать, - все. Поэтому я не хочу писать о том, где именно я была и что видела. Гораздо важнее для меня отметить собственные ощущения, - как только оказываешься на этой земле, так сразу погружаешься в мир совершенно особой природы, - изобильной, по-южному щедрой, и при этом где-то суровой. Меня, как дитя севера, еще в далеком детстве поразила эта встреча с югом. Я запомнила Запорожье и Азовское море навсегда, - огромные поля, засеянные обугленной на солнце кукурузой, деревья шелковицы и диких олив, сожженная палящим зноем трава, в которой прячутся большие ящерицы... Этот мир, - горячий, обожженный солнцем, но бесконечно чужой, уже тогда рождал в моей детской душе двоякое и щемящее чувство грусти. И это чувство осталось. Я так и не смогла его забыть.

На южном берегу Крыма совсем иная природа, чем возле Азовского моря, - она более разнообразная, богатая, щедрая. Но неуловимый аромат гибели, медленного умирания в лучах солнца и осени, хлынул на меня сразу, как только я ступила на эту землю. Везде лежала печать пышности - в обликах невиданных деревьев, в цветении роз и канн. В небо упирались свечки южных тополей и кипарисов, желтая трава бежала вдоль дорог, а у горизонта вниз смотрели голубоватые горы. Мимо летели маленькие белые домики, - уж не мазанки ли? - аккуратные и чистые, притаившиеся в зелени двориков. В уме невольно возникали картины покинутой родины, где уже стояла унылая осень, где терлись боками о мокрые заборы покосившиеся старые дачи. Здесь, на юге, все было иным, - теплым, легким и беспечным. Наступающая осень будоражила море штормовыми волнами, да красила деревья в разные цвета. Зимнее умирание кажется здесь невозможным, немыслимым.

На юге ты чувствуешь себя бабочкой: сегодня порхаешь, а завта тебя убьет белая пушинка первого снега.

На юге ты живешь одним солнечным мгновением.



Чудо второе. The great in the small.



Говорят, что Крым миниатюрен. Он и в самом деле кажется изящной природной чашей, на дне которой лежат города. В городах дома малы, улочки узки. Если выйти на крохотный балкон, то можно протянуть руку и сорвать спелый каштан. Даже Ласточкино гнездо на поверку оказывается крохотной декорацией замка. Все словно игрушечное.

Однако очарование маленького Крыма, наверное, в том, что в нем живут две вечные стихии, чей дух огромен, - горы и море.

Мне удалось хотя бы на миг ощутить мощь и величие этих стихий, внутренне прикоснуться к магии природы.



Чудо третье. Киев.



В первую очередь надо напомнить всем, что я, - человек, родившийся и выросший в Петербурге. Петербуржцы, по меткому определению Einsturzende, - это особого сорта люди, которые живут в своем холодном, величавом и красивом городе, необыкновенно им гордятся, едят зеленые помидоры и корюшку, и считают, что все остальное на Земле, - провинция. Да не обидятся на эти слова те, кто тоже родился в Северной Венеции! Я отношу их именно к себе. Я именно такой петербуржец. И среди моих знакомых, тоже законченных местных снобов, ести люди, бывавшие в Киеве. От всех от них я слышала только одно, - что это потрясающий город. И теперь могу лишь повторить то же самое.



Описывать Киев нет никакой возможности, - огромный, зеленый, по-столичному нарядный. Имея при себе камеру, я так и не смогла заснять все, что казалось мне красивым и удивительным. Каждый дом достоин того, чтобы быть запечатленным. Все вместе рождает чувство бесконечной симфонии, - бегущей, ускользающей. Ощущение места, чувство города во многом сложилось для меня из прогулок по центральным улицам, - а улицы эти похожи на волны, - подьем-спуск, подьем-спуск. Киев, весь состоящий из гор, кружит, подобно стихии воды: поднимает, бросает, а потом открывает взору долгие панорамы, под которыми ярусами амфитеатра уходят вниз парковые аллеи и лабиринты улиц. Для моего меланхолического сердца, привыкшего к равнинам Северной Венеции, эта пульсирующая сила была чем-то сродни электрошоку. Киев, - необычайно сильный энергетически город. И просто - необычайно красивый. Я слышала мнение, что он похож на Варшаву, из-за обилия польской архитектуры. Поскольку я не была в Варшаве, то не могу подтвердить или опровергнуть это мнение. Однако при первом же знакомстве в Киевом у меня возникло стойкое чувство, что он напоминает скорее европейский город, чем любой из русских, - и это даже несмотря на обилие православных церквей. По внутреннему облику Киев абсолютно полярен Петербургу, но в нем тоже есть штрихи европейского шарма. И это делает огромный, неуловимо-бегущий, теплый город изящным, изысканным и очень гармоничным.



Чудо четвертое. Александровкий костел.



Хотя я была крещена в православие в 12 лет (по принуждению родителей), этот факт никак не повлиял на мое религиозное сознание. Православный крест "сбежал" от меня очень быстро, - веревочка развязалась, а сам крестик потерялся где-то на улице, чему я была очень рада. Позже мама заказала ювелиру для меня еще один нательный крест, при этом даже не уточнив, что православный, - каково же было ее удивление, когда ювелир по собственному почину изготовил католический... К православию я всегда относилась только как к религиозной культуре страны, в которой мне довелось родиться. А молиться мне хотелось там, - в старинном соборе в Турку, или в темном немецком костеле Стокгольма. За рубежами России я всегда искала католическую церковь.

Александровский костел в Киеве, - белый, чистый, круглый. Внури он более напоминает лютеранскую кирху, чем темный готический собор. Конечно, там есть и "идолища поганые", столь нелюбимые протестантами, и маленькие исповедальни. Туда приезжал Папа Иоанн Павел II , - костел скромен, светел, современен. Мессу в нем служат на русском, польском и украинском. К сожалению, и поют тоже не по-латыни. А у меня, пока я слушала, откуда-то всплывали в голове те слова, которые там должны быть.



Чудо пятое. Дом номер 13.



Дом номер 13 на Андреевском спуске в Киеве, - музей-квартира Михаила Булгакова. Я знаю "Собачье сердце", "Мастера и Маргариту", но не читала ни "Белую гвардию", ни "Дни Турбиных". Видимо, нужно срочно восполнять пробел. Дом номер 13 назван музейщиками не иначе, как "Дом Турбиных".



В Петербурге я не знаю подобного музея. Все виденные мною мемориальные квартиры, как правило, знакомят посетителей с бытом авторов, параллельно затрагивая творческую биографию. Музей в Киеве создает как бы двойную реальность, - литературную, Турбинскую, и подлинную, Булгаковскую. Этот эффект достигается посредством декорирования помещений и даже создания настоящих трюков, наподобие иллюзиона. Очень впечатляющее, ирреальное зрелище. Эта Булгаковская квартира, пожалуй, не уступает в мистике знаментой московской 302-бис. В нее тоже проваливаешься, и уходишь оттуда в совершенно потустороннем состоянии.



Чудо шестое. Загадка одной улицы.



Андрееский спуск, - это узкая, извилистая, убегающая вниз мощеная улица. Она забита лавочками с сувенирами и окружена кафе, - что-то вроде московсого Арбата. Насколько я успела понять, это одна из старейших улиц города. Маленькие двух и трехэтажные домики, строгие фонари, большой "замок Ричарда", - все это также нереально, как Булгаковские иллюзионы. Улица, при всей ее оживленности, производит впечатление убегающей дороги в Никуда.

На спуске есть музей, названный "музеем одной улицы", - это тоже невиданное, замечательное зрелице, где в витринах расположились бордели и гимназии, портные и скорняжные мастерские, тот же Булгаковкий дом... Старинная утварь и документы, собранные в этом музее, не требуют даже никаких пояснений, - просто каждая вещь молчаливо рассказывает свою бесконечную историю.



Чудо седьмое. Bище неба.



22 сентября Океан Эльзы выпустили в продажу новый альбом "Глория".

29 сентября группа дала концерт в киевском Дворце спорта, и мне посчастливилось там быть.

Но об этом чуде я напишу отдельно.

---

А!



Знаете, кого я встретила, когда ступила на родную землю Васильевского острова?



Близнеца Бликсы Баргельда (см. пост ниже).



Устала я в этой поездке считать случайности. Их лимит превысил все нормы и давно уже не поддается никаким материалистическим обьяснениям. Так что пусть они такими и будут, - пустые места в самолетах, внезапные встречи, новые песни, цепочки несчастий, звезды в небе...



В конце концов, - это же просто маленькая Вселенная...

---

Их бин вернуться.

Ноги, руки унд тело уже окунулись в привычное петербургское болото.



А все остальное потерялось в пути, где-то von A nach B.



Впечатления потом.

---

Hello, Earth

Привет, о жители планеты Дневников.

Машу рукой вам из открытого космоса.

Мимо пролетают звезды, похожие на дивные соцветия, и облака, сошедшие с самых дальних вершин. И в ушах неотступно шумит рык зелено-голубого прибоя.



Вернусь на Землю, - расскажу