Я сегодня сама себе посвящаю песню Нины Хаген "Erfurt und Gera".

Как говориться, - обхохочешься...

---

Вот то, что меня сейчас возвращает к жизни. Чудо-женщина, которую я так давно и сильно люблю. Кто-то любит Лару Фабиан, кто-то Bjork, кто-то Настю Полеву Все они хорошие, спору нет. Но эта, - эта для меня круче всех.









Из ее длинной биографии, которую при желании можно найти в интернете на руском языке, можно узнать, что зовут приму Катарина Хаген, и она - дочь известной актерской четы, много снимавшейся в популярных некогда ГДРовских фильмах. Родилась в Восточном Берлине. Ниной самообозвалась в честь особо "любимой" страны, - СССР.



Еще можно узнать, во сколько лет Катарина, она же Нина, стала пить и курить, когда начала спать с пионерами из лагеря, бывшего в ГДР чем-то вроде Артека, и сколько она приняла ЛСД, прежде чем увидела за окном самолета летающую тарелку. К слову, - после этого события в творчестве Нины появилась упорная тема зеленых человечков (die UFOS sind da). Еще можно там же вычитать, что Нина, - хорошая мамаша, - она называет свою дочь Cosmo Shiva и искренне считает, что дитя является инкарнацией космического Будды. В какой момент Нину заклинило на индуизме и буддизме, - не очень ясно. Однако биография намекает, что без ЛСД и тут не обошлось.



При этом как-то плачевно мало сказано о музыке и о сценических достижениях певицы, чей образ вдохновил на деяния стольких артисток, - начиная от Мадонны и заканчивая Жанной Агузаровой. Что так, как prima Nina, до сих пор никто не поет, - на грани фола, - переходя от баса к меццо-сопрано, от хрипа к писку, от визга к плевкам и матерщине. Сколько в этом фантазии, гротеска и артистизма.



... плехо, как говорит сама Нина в "Радио Ереван" - ошень плехо...



... желающие послушать шедевр Нинкиного издевательства - Радио Ереван (Born in Xizax) - сходите по

ссылке

findmp3.com.ru/eng/artist.php?q=529

(findmp3.com.ru)



из предложенного советую скачать

Born in Xizax

Tv-glotzer

Wir Leben Immer Noch



в случае, если по ссылке откроется страничка с проститутками, - не впадайте во искушение

---

Рим для Дугласа П.

Когда совсем хреново, то вдохновение настигает даже в позе раком. Прямо как у Вакарчука в Глории:

"Співати, коли душа не спить,

Сміятись, коли тебі болить".



В общем, сегодня я все-таки доделала очередной перевод. И быть мне битой за "вольное обращение с текстом". Эта песня Дэвида Тибета представляется довольно простой и понятной, когда ее читаешь впервые с листа. Но она же становится неимоверно сложной, когда ее переводишь, - чем более прост и ясен текст, тем труднее спрятаться за нагромождением метафор и расплывчатых образов. Фразу "you spit in the fires and eyes of desires" я так и не перевела адекватно. Кстати, - желающих лингвистически помочь в этом вопросе - приветствую!



Короче, - ногами не бейте.



Рим для Дугласа П.



Пришел этот миг,

И мы потерялись -

Руины вокруг,

И сомненья,

И страх.

Ты был, - наслажденье,

Я, - только молитва.

Но все,

чем мы жили, -

Рассыпалось в прах….



И падает Рим,

И падает мир.



И дар мой был,

- кровь,

Ты ей

поклонялся.

Кровь была твой вопрос

И была твой ответ, -

Брызги огней, и

Отсвет желаний.

Ты хватаешь

слова,

Что ты прятал в себе.



и падает Рим,

и падает мир



и что же ты дал мне?..

только

лик смерти.



лежит, кровоточа,

чернеющий флаг.

мы идем по камням

опустевших соборов,

и мир прекратился

со вздохом утра…



И падает Рим,

И падает мир.



Дай же мне

чувство,

Что мир повернется, -

Пусть кончилась вера,

Воскресшая

нас.

Куда же

идти мне?

Кто руку протянет,

Когда я оступлюсь

В свой назначенный час…



и падает Рим,

и падает мир…

оригинал

Rome for Douglas P.



("a penny for the old guy...")



in the time we were lost and scarred in a moment

tortured by doubt and surrounded by ruins

yours was the pleasure and mine was the praying

the works of our lifetime lay crumbled in dust



and when Rome falls

falls the world



it was blood that i gave you and blood that You worshipped

blood was your question and blood was your answer

you spit in the fires and eyes of desires

and snatched back the words you kept locked in your head



and when Rome falls

falls the world



and what did you give me?

a rusted bent death's head

a black flag that lies bleeding

a dawn that lies dying

we wandered through the rubbles

in the last breaths of morning

in the empty cathedrals

in a world that has ceased



and when Rome falls

falls the world



then make me feel that the world shall turn

when broken is the faith that kept us alive

and where shall i go?

and if i do shall i stumble?

will anyone catch me when i fall as i must?



and when Rome falls

falls the world

---

Gloria Hallelujah Amen

Сегодня посвященные отмечают на этом сайте день рождения Einsturzende.

Невозможно пройти мимо этого события, не одарив вниманием виновника торжества.

Я передаю микрофон особе, которая выскажет по этому поводу самые правильные слова –



The Perfect Goddes, Mother Cosmo Shiva



Nina Hagen



Gloria Hallelujah Amen!





Желающие услышать голос Сosmo Shiva могут скачать 2кб вечности

здесь.

http://www.mail.ru/



логин smaris

пароль endeneu







PS. Специально для Einsturzende:

На альбоме Нины "Freud Euch" сразу после "Gloria Hallelujah Amen" идет песня "Geburt", - "Рождение"

---

Специально для daPena, с большой благодарностью.



Свершилось.

Я послушала Лару Фабиан.



Напомню еще раз всем, а главное, - себе: я не люблю баб, особенно поющих. Исключения всего два, - Кейт Буш и Нина Хаген. По крайней мере, так было последние 10 лет.



Лара, как это ни ужасно, мне понравилась. У нее очень красивый, нежный, лирический голос, который умеет быть сильным и драматичным. Интересно, что Лара поет в манере “белого соул”, раскрученного персонами вроде Селин Дион. В их вокальном стиле, конечно, есть общее. Но Лара звучит гораздо более прохладно. Постараюсь пояснить, - ее подача предельно сосредоточена, утонченна и совершенно лишена слащавости. Музыка только подчеркивает этот песенный аристократизм, - красивые мелодии, легкие и прозрачные аранжировки. Я понимаю, почему пресса называет Лару “принцессой”, - у нее безупречные артистические манеры. Такая музыка, - образец качества и хорошего вкуса.



Есть пока один минус: два диска слились в моей голове в одну бесконечную длинную песню, а из текстов я поняла только «je t'aim'».



Есть плюс: хочется послушать еще

---

Rome for Douglas P.

("a penny for the old guy...")



in the time we were lost and scarred in a moment

tortured by doubt and surrounded by ruins

yours was the pleasure and mine was the praying

the works of our lifetime lay crumbled in dust

and when Rome falls...

falls the world



it was blood that i gave you and blood that You worshipped

blood was your question and blood was your answer

you spit in the fires and eyes of desires

and snatched back the words you kept locked in your head



and when Rome falls

falls the world



and what did you give me?

a rusted bent death's head

a black flag that lies bleeding

a dawn that lies dying

we wandered through the rubbles

in the last breaths of morning

in the empty cathedrals

in a world that has ceased



and when Rome falls

falls the world



then make me feel that the world shall turn

when broken is the faith that kept us alive

and where shall i go?

and if i do shall i stumble?

will anyone catch me when i fall as i must?



and when Rome falls



(c) David Tibet

---

По ТВ начинается "Планета Ка-Пекс"(5 канал).

Всем смотреть.

---

"... моя семья"

Родители притащили домой котенка. Теперь у нас на даче живут собака и два кота. Дитю два месяца, он серый и полосатый. Его спасли от своры бродячих собак, и (после скитания по подсобкам магазинов) кот попал к нам домой. Назвали Кузя. Вытянул счастливый билет, - теперь спит у отца под боком, ест ряженку и курицу. Вчера был отнесен к ветеринарам, проверен на предмет заболеваний, вымыт дегтярным мылом. Так сказать, вынес все тяготы усыновления.

Старшой - белый, холеный и жирный Вася, - в терзаниях ревности. Но все остальные уже смирились с появлением новорожденного. Где один кот, - там и два...

---

Oh, Lakme...

Вспомнила про диск Делиба, что стоял на полочке. Включила, и меня опять порвало на девяносто восемь маленьких Маринок.

"La, je pourrai t'entendre".

---

... И над фарсом mon ange хохотал до истерик,

на мольберте малюя этюды с натуры…

Пульчинелле - делъ арте, плывущему – берег,

и любовь - на романтику падким натурам,

в теософии сильным, /читайте, что дурам/.



(c) yulilla

---

По ОРТ идет один из моих любимых фильмов, - "Откройте, полиция".

Тонкий французский юмор.

Филипп Нуаре.

Супер.



http://www.exler.ru/films/08-07-2004.htm

---

Муза Иосифа Бродского, знаменитая "М.Б."

Обессмертил.

---

Blixa Bargeld

Спасибо Ternovnik

---

Глупость, но приятно

Персональный оракул

Фраза:

"Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит".



(c)М. А. Булгаков.



Символ:

Лабиринт



Лабиринт - это мир, Вселенная, непостижимость, движение. Непрерывная линия лабиринта означает вечность, бесконечную длительность, бессмертие. Лабиринт символизирует движение Солнца, его восход и закат, весеннее освобождение. Лабиринт как символ Пути выражает идею движения человека к истине, это то, что вынуждает человека двигаться, выводит из состояния инертности. Прохождение через лабиринт - это обновление, преображение, новое рождение.

Далее

Древние греки связывали происхождение его названия labyrinthos с Критом. Характерный для критского религиозного культа топор с двойным лезвием назывался "лабрис". Эти слова родственны и происходят от доиндоевропейского слова, означавшего "камень". Лабиринт выражает идею круговорота "жизнь-смерть-жизнь" и имеет отношение к символизму пещеры, путешествия в иной мир; к погребальным обрядам и обрядам инициации, которые часто проводились в пещерах.



Другим названием лабиринта, широко распространенным в Западной Европе, было "троя". Вергилий упоминает об обрядовых играх, называемых "Троя", обязательным элементом которых были запутанные танцевальные движения. Танцы-лабиринты, или тройские танцы и игры, символизируют трудную дорогу, испытания при движении к центру. Эта символика связана с "Танцем Журавля", описание которого есть у Плутарха.



В древнем Египте, в городе Абидос, существовали лабиринты, называемые Каракол. Они представляли собой почти круглые храмы, в коридорах которых проходили церемонии, символизирующие этапы эволюции и ту дорогу, которая ведет человека к его центру.



В Индии лабиринты понимаются как символы медитации, сосредоточения, возвращения к собственной оси и символизируют избавление от сансары и законов кармы.



В кельтской мифологии эти сооружения отмечают входы в подземный мир. По некоторым легендам каменные лабиринты были построены руками великанов, и сегодня еще лабиринты иногда называют "Дорогами великанов". Другие обитатели мира иного, феи, танцевали при лунном свете на спиралях лабиринта.





Притча:

Однажды Чжуан Чжоу приснилось, что он бабочка, весело порхающая бабочка. Он наслаждался от души и не сознавал, что он Чжоу. Но вдруг проснулся, удивился, что он Чжоу, и не смог понять: снилось ли Чжоу, что он бабочка, или бабочке снится, что она Чжоу.



Оракул.

---

... Вся эта история во многом замыкалась на председателя Ленинградского отделения Союза писателей Александра Прокофьева. Кто-то прищемил его злой и веселой эпиграммой, и он думал, что ее сочинил Бродский. Комиссию по работе с молодыми ленинградского Союзписа возглавлял некто Воеводин, с прокофьевского благословения он родил удивительный документ:



"Настоящая справка дана в том, что И.А. Бродский поэтом не является".

Подпись и печать.

http://www.inauka.ru/fact/article39890.html

---

Зимним вечером на сеновале

... И пальцы мои теплы,

как июльские дни.

(с)

Снег сено запорошил

сквозь щели под потолком.

Я сено разворошил

и встретился с мотыльком.

Мотылек, мотылек,

от смерти себя сберег,

забравшись на сеновал.

Выжил, зазимовал.



Выбрался и глядит,

как «летучая мышь» чадит,

как ярко освещена

бревенчатая стена.

Приблизив его к лицу,

я вижу его пыльцу

отчетливей, чем огонь,

чем собственную ладонь.



Среди вечерней мглы

мы тут совсем одни.

И пальцы мои теплы,

как июльские дни.



И. Бродский

1965

---

A Song for Douglas (after He’s dead)

Кто будет ругать меня за этот перевод, - тому отвечу: попробуйте сами.

Песня для Дугласа (после его смерти)

На стене его

Маска,

Он склонился над книгой,

Рука шелестит

Бумажной листвой, -

Его сердце объято

Пеплом столетий.

Он ждет в полумраке

Кущи

Иной.



Горизонт

Окунулся

В пурпур восхода,

Ветры смешаны с дымом

Сожженной земли,

Дым вплетается в волосы,

Пишет узоры

По иссохшему древу

Сокрытой

души.



Белизна

Костным прахом

Леденит его память,

За слепком главы

Лежит скорпион.

Темнота накрывает

С хрустом белого снега,

Только стиснуты зубы,

Как скованы

Льдом, -



Это песня

Для Дугласа

В час его смерти,

Это песня

для Дугласа,

Меркурия

Танец.



Знамение

Свастики

на покровах ладони,

Изогнутый крест

Отразили глаза.

Закатное солнце

В зрачках ожидает,

Величье

Насилия

Легло на уста.



Его Отец

Его ждет

У Башен Безмолвий.

Там служат огням,

Что погасли давно.

Две ивы, под ними

Руна древняя,

Elhaz, -

Раздвоена жизнь,

Надтреснуто дно,



Сын и Отец

Смешаются в прахе,

Как будто бы жизнь, -

Иллюзия, сон,

Частичкой похожий

На правду, и каплей

Похожий на бездну,

Похожий

На боль…



Но там,

Над стеной,

Если видеть сквозь камень,

В руинах церквей,

Где дух разит плоть,

Где кровь и земля

Рассеяны в прахе,

Драконовы зубья

Облако

Льет…



Это песня

Для Дугласа

В час его смерти,

Это песня

для моего Дугласа,

Меркурия

Танец.

Оригинал

he crouches on the floor there's a mask on the wall

and he leafs through the pages of a book

but wait as he may in the shadow of other leaves

his heart in embraces to times long since scorched



the horizon folds over with a purple sunrise

and the wind carries smoke from an earth that is burning

the smoke locks in his hair and he's covered with patterns

and the descent of his life-trees on his camouflaged soul



with a winter of memories carved powder-bone white

beyond his skull's form a scorpion lies

in the crunch of the snow as his darkness increases

a twilight of ice encircles his teeth



this is a song for douglas after he's dead

this is a song for douglas whose Mercury dances



there's a swastika carved in the palm of his hand

there's a crooked cross that is caught in his eyes

there waits a falling sun in his eyes

there's the honour of violence on his lips



his father waits for him near the Towers of Silence

where they worship the fires so long quenched

under two willow trees with elhaz inverted

the fork of life snapped -

there father and son shall mingle in dust

as if life itself has been mostly illusion but partially real

and partially pain



and over some wall

if you look through the rubble

amongst ruins of churches where life conquers death

though empires cannot last

where blood and soil's concepts have faltered and failed

a cloud still sows teeth

as the world disappears...



this is a song for Douglas after he's dead

this is a song for my Douglas may his Mercury dance

---

"Но чу! пока я плачем твой ночлег

смущаю здесь, — летит во тьму, не тает,

разлуку нашу здесь сшивая, снег,

и взад-вперед игла, игла летает.

Не я рыдаю — плачешь ты, Джон Донн.

Лежишь один, и спит в шкафах посуда,

покуда снег летит на спящий дом,

покуда снег летит во тьму оттуда".



(с)

Большая элегия Джону Донну

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.

Уснули стены, пол, постель, картины,

уснули стол, ковры, засовы, крюк,

весь гардероб, буфет, свеча, гардины.

Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,

хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,

ночник, белье, шкафы, стекло, часы,

ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду.

Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье,

среди бумаг, в столе, в готовой речи,

в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле

остывшего камина, в каждой вещи.

В камзоле, башмаках, в чулках, в тенях,

за зеркалом, в кровати, в спинке стула,

опять в тазу, в распятьях, в простынях,

в метле у входа, в туфлях. Все уснуло.

Уснуло все. Окно. И снег в окне.

Соседней крыши белый скат. Как скатерть

ее конек. И весь квартал во сне,

разрезанный оконной рамой насмерть.

Уснули арки, стены, окна, все.

Булыжники, торцы, решетки, клумбы.

Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо...

Ограды, украшенья, цепи, тумбы.

Уснули двери, кольца, ручки, крюк,

замки, засовы, их ключи, запоры.

Нигде не слышен шепот, шорох, стук.

Лишь снег скрипит. Все спит. Рассвет не скоро.

Уснули тюрьмы, замки. Спят весы

средь рыбной лавки. Спят свиные туши.

Дома, задворки. Спят цепные псы.

В подвалах кошки спят, торчат их уши.

Спят мыши, люди. Лондон крепко спит.

Спит парусник в порту. Вода со снегом

под кузовом его во сне сипит,

сливаясь вдалеке с уснувшим небом.

Джон Донн уснул. И море вместе с ним.

И берег меловой уснул над морем.

Весь остров спит, объятый сном одним.

И каждый сад закрыт тройным запором.

Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель.

Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы.

Лисицы, волк. Залез медведь в постель.

Наносит снег у входов нор сугробы.

И птицы спят. Не слышно пенья их.

Вороний крик не слышен, ночь, совиный

не слышен смех. Простор английский тих.

Звезда сверкает. Мышь идет с повинной.

Уснуло все. Лежат в своих гробах

все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях

живые спят в морях своих рубах.

По одиночке. Крепко. Спят в объятьях.

Уснуло все. Спят реки, горы, лес.

Спят звери, птицы, мертвый мир, живое.

Лишь белый снег летит с ночных небес.

Но спят и там, у всех над головою.

Спят ангелы. Тревожный мир забыт

во сне святыми — к их стыду святому.

Геенна спит и Рай прекрасный спит.

Никто не выйдет в этот час из дому.

Господь уснул. Земля сейчас чужда.

Глаза не видят, слух не внемлет боле.

И дьявол спит. И вместе с ним вражда

заснула на снегу в английском поле.

Спят всадники. Архангел спит с трубой.

И кони спят, во сне качаясь плавно.

И херувимы все — одной толпой,

обнявшись, спят под сводом церкви Павла.

Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи.

Все образы, все рифмы. Сильных, слабых

найти нельзя. Порок, тоска, грехи,

равно тихи, лежат в своих силлабах.

И каждый стих с другим, как близкий брат,

хоть шепчет другу друг: чуть-чуть подвинься.

Но каждый так далек от райских врат,

так беден, густ, так чист, что в них — единство.

Все строки спят. Спит ямбов строгий свод.

Хореи спят, как стражи, слева, справа.

И спит виденье в них летейских вод.

И крепко спит за ним другое — слава.

Спят беды все. Страданья крепко спят.

Пороки спят. Добро со злом обнялось.

Пророки спят. Белесый снегопад

в пространстве ищет черных пятен малость.

Уснуло все. Спят крепко толпы книг.

Спят реки слов, покрыты льдом забвенья.

Спят речи все, со всею правдой в них.

Их цепи спят; чуть-чуть звенят их звенья.

Все крепко спят: святые, дьявол, Бог.

Их слуги злые. Их друзья. Их дети.

И только снег шуршит во тьме дорог.

И больше звуков нет на целом свете.





Но чу! Ты слышишь — там, в холодной тьме,

там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе.

Там кто-то предоставлен всей зиме.

И плачет он. Там кто-то есть во мраке.

Так тонок голос. Тонок, впрямь игла.

А нити нет... И он так одиноко

плывет в снегу. Повсюду холод, мгла...

Сшивая ночь с рассветом... Так высоко!

"Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой,

возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета,

любви моей?.. Во тьме идешь домой.

Не ты ль кричишь во мраке?" — Нет ответа.

"Не вы ль там, херувимы? Грустный хор

напомнило мне этих слез звучанье.

Не вы ль решились спящий мой собор

покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" — Молчанье.

"Не ты ли, Павел? Правда, голос твой

уж слишком огрублен суровой речью.

Не ты ль поник во тьме седой главой

и плачешь там?" — Но тишь летит навстречу.

"Не та ль во тьме прикрыла взор рука,

которая повсюду здесь маячит?

Не ты ль, Господь? Пусть мысль моя дика,

но слишком уж высокий голос плачет".

Молчанье. Тишь. — "Не ты ли, Гавриил,

подул в трубу, а кто-то громко лает?

Но что ж лишь я один глаза открыл,

а всадники своих коней седлают.

Все крепко спит. В объятьях крепкой тьмы.

А гончие уж мчат с небес толпою.

Не ты ли, Гавриил, среди зимы

рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?"





"Нет, это я, твоя душа, Джон Донн.

Здесь я одна скорблю в небесной выси

о том, что создала своим трудом

тяжелые, как цепи, чувства, мысли.

Ты с этим грузом мог вершить полет

среди страстей, среди грехов, и выше.

Ты птицей был и видел свой народ

повсюду, весь, взлетал над скатом крыши.

Ты видел все моря, весь дальний край.

И Ад ты зрел — в себе, а после — в яви.

Ты видел также явно светлый Рай

в печальнейшей — из всех страстей — оправе.

Ты видел: жизнь, она как остров твой.

И с Океаном этим ты встречался:

со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой.

Ты Бога облетел и вспять помчался.

Но этот груз тебя не пустит ввысь,

откуда этот мир — лишь сотня башен

да ленты рек, и где, при взгляде вниз,

сей страшный суд совсем не страшен.

И климат там недвижен, в той стране.

Откуда все, как сон больной в истоме.

Господь оттуда — только свет в окне

туманной ночью в самом дальнем доме.

Поля бывают. Их не пашет плуг.

Года не пашет. И века не пашет.

Одни леса стоят стеной вокруг,

а только дождь в траве огромной пляшет.

Тот первый дровосек, чей тощий конь

вбежит туда, плутая в страхе чащей,

на сосну взлезши, вдруг узрит огонь

в своей долине, там, вдали лежащей.

Все, все вдали. А здесь неясный край.

Спокойный взгляд скользит по дальним крышам.

Здесь так светло. Не слышен псиный лай.

И колокольный звон совсем не слышен.

И он поймет, что все — вдали. К лесам

он лошадь повернет движеньем резким.

И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам

и бедный конь — все станет сном библейским.

Ну, вот я плачу, плачу, нет пути.

Вернуться суждено мне в эти камни.

Нельзя прийти туда мне во плоти.

Лишь мертвой суждено взлететь туда мне.

Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет,

в сырой земле, забыв навек, на муку

бесплодного желанья плыть вослед,

чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку.



Но чу! пока я плачем твой ночлег

смущаю здесь, — летит во тьму, не тает,

разлуку нашу здесь сшивая, снег,

и взад-вперед игла, игла летает.

Не я рыдаю — плачешь ты, Джон Донн.

Лежишь один, и спит в шкафах посуда,

покуда снег летит на спящий дом,

покуда снег летит во тьму оттуда".





Подобье птиц, он спит в своем гнезде,

свой чистый путь и жажду жизни лучшей

раз навсегда доверив той звезде,

которая сейчас закрыта тучей.

Подобье птиц. Душа его чиста,

а светский путь, хотя, должно быть, грешен,

естественней вороньего гнезда

над серою толпой пустых скворешен.

Подобье птиц, и он проснется днем.

Сейчас — лежит под покрывалом белым,

покуда сшито снегом, сшито сном

пространство меж душой и спящим телом.

Уснуло все. Но ждут еще конца

два-три стиха и скалят рот щербато,

что светская любовь — лишь долг певца,

духовная любовь — лишь плоть аббата.

На чье бы колесо сих вод не лить,

оно все тот же хлеб на свете мелет.

Ведь если можно с кем-то жизнь делить,

то кто же с нами нашу смерть разделит?

Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет.

Со всех концов. Уйдет. Вернется снова.

Еще рывок! И только небосвод

во мраке иногда берет иглу портного.

Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь.

Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло.

Того гляди и выглянет из туч

Звезда, что столько лет твой мир хранила.



Иосиф Бродский,

7 марта 1963

---

На днях была в гостях у подруги (не будем показывать пальцем). Приехала вечером одного дня, - уехала вечером другого. Как в лучшие времена.

О ужас, - провела ночь в постели с лучшим френдом Машкой. Теперь, как честные девушки, мы должны пожениться. Но сказ не о том.



Сказ о том, что в 11 утра (легли в 5) меня разбудили странные звуки.

С кухни неслось бренчание на гитаре, под которое два страшных, хриплых и сонных голоса завывали:



Соходня снову йааа иду до дому сааам

Навколо людиии йдут и дивятся с реееклам

Але чомууу мениии...



... Словом, - ".. Пропал дом..."

---

I had seen the news

that the Trojan beast

already and not yet

no longer near

nor close at hand

nor at the door

is finally here, -

the great in the small...



... and i couldn't stop watching the signs in the stars