Как говорится, - "Alas!"
Вчера я вернулась из Москвы, - смертельно усталая, но полная впечатлений.
Спасибо тем виртуальным друзьям, которые, подобно добрым призракам,воплотились для меня в реальность, - благодаря вам, в первую очередь, воспоминания о столице и проведенных там днях согревают сердце. От этой поездки у меня осталось много полярных ощущений и мыслей, но все, что касалось знакомств и общения с людьми, было окрашено только светлыми тонами. Обещаю, что обязательно напишу о всех приключениях. Но пока что я хочу рассказать здесь о том человеке, к встрече с которым я готовилась очень много лет (версия для мистиков – столетий): о Дэвиде Тибете.
Концерт Current 93 проходил в клубе “Икра” – оазисе культуры, который разбил на нивах московского шоу-бизнеса промоутер Игорь Тонких. Человек это известный, ибо именно он привозил в Россию многих альтернативных супер-старов: Ника Кейва, Трики, Диаманду Галас… Зная эту информацию, я представляла себе“Икру” как место, достойное приема артистов международного уровня и культового статуса. Но, кажется, я ошиблась.
Клуб оказался маленьким, тесным, неудобным и совершенно лишенным какой-то оригинальной дизайнерской “искры”. А за уровень проведения мероприятия вообще можно смело ставить “Икре” двойку. Начало действа было заявлено в 10 вечера, однако в указанное время на сцене никто не появился. Публика приняла эту задержку как должное, все сдержанно ждали, и довольно скоро на сцену вышел так называемый “разогрев” – вокалистка группы Fovea Hex, Клода Саймондс. Для меня так и осталось загадкой, почему женщина вынуждена была пробираться к роялю по совершенно темной сцене, без всякого акцента со стороны световых приборов. Неужели нельзя согласовать момент выхода артиста и начало работы осветителей? И неужели артист при выходе на сцену не должен быть представлен аудитории, хотя бы помощи безмолвных прожекторов? Таким образом, начало концерта оказалось совершенно смазанным. К чести музыкантов, эту и все последующие погрешности в организации они исправляли собственной скромностью, непринужденностью и абсолютно интеллигентным, - в русском смысле этого слова, - поведением. Клода Саймондс спела несколько песен в сопровождении своих клавишных и несколько – под аккомпанемент музыкантов. Все звучало очень приятно, - сильный фолковый голос певицы, точеные ноты скрипки, виолончель… Но мне лично не хватало в этой музыке нерва, драматичности, - и зал, как мнилось, тоже слушал сдержанно. Понимая, что все ждут появления Тибета, артистка достойно отыграла свою программу, и, не желая задерживать внимание зрителя дольше необходимого, откланялась. В этот момент публика была более всего готова к выходу главного участника, и концерт получил бы прекрасное плавное течение. Но вместо этого сцена снова погасла и еще полчаса зрители в тесноте и в темноте ждали продолжения. При этом в какой-то момент звукорежиссер, пожелав скрасить ожидание, дал в колонки музыку – отчего-то танцевальную, и отчего-то так громко, что большая часть публики вынуждена была зажать уши. У меня даже мелькнула мысль, что это такой жестокий трюк, призванный оглушить зрителей, чтобы сразу после пережитого ужаса они смогли погрузится в акустический мир настоящей музыки… Но и после того, как грохот выключили, Current не вышли… Сознаюсь в греховных словах и помыслах: тогда я не только прокляла организаторов и клуб, но даже призналась в начинающемся разочаровании к Тибету… Однако когда он наконец вышел, - под неистовые аплодисменты зала, - все минувшие неприятности были забыты. Было вообще забыто все земное, ибо с этого момента в душу хлынуло небесное.
После концерта у меня родился такой афоризм: поэт в России больше, чем поэт, а Тибет в Росси больше, чем Тибет. Я видела, как принимали исполнителей его уровня (например, тех же Einsturzende Neubauten), и видела более знаменитых персонажей, вроде Кейва и Боуи. Всех их ждали, всех их любили. Но того – почти священного – трепета, с которым люди общались (ибо это было общение) с Тибетом, я не видела никогда. В зале было почти тихо, нетрезвые выкрики имели место очень редко. Даже вызывая артистов на бис, люди не свистели и не кричали, а только неистово хлопали. Дэвида принимали с силой восхищения, в которой были бережность - опасение разрушить хрупкую красоту мгновения, - и безмерное уважение к человеку. К человеку, глядя на которого каждый смутно или явно понимал, - этот – Великий…
Великий человек был высок, худощав, одет в странный помятый пиджак,розовую майку, весьма некостюмные штаны и тапочки “на босу ногу”. Нелепость облика подчеркивала черная шляпа. Затем шляпа была снята, и вокруг лысеющей головы Великого расправился венок из вьющихся волос, собранных чуть пониже макушки в то ли в шишку, то ли в крохотный хвостик… Добавить к этому висящие на груди амулеты и диковатые значки на лацканах пиджака, - и портрет городского сумасшедшего готов. И все же что-то было в этом узком, нескладном, своеобразном человеке, что наполняло весь его безумный облик красотой: застенчивая улыбка, тонкость и мягкость во всех линиях, - линиях лица и тела, трогательный венец волос и огромные, мерцающие, необыкновенные глаза, - словно у еврейского пророка, сошедшего с модернисткой иконы.
Он был полон внутреннего света. The Inmost Light.
so drained of bright light
so full of hatred
Я плохо представляла себе C93 на сцене. Хотя исполнительский артистизм Тибета был для меня всегда очевиден, концерт все же воображался как цепь сладостных и меланхоличных песен. Но вместо этого я увидела почти моноспектакль, действо, в котором раскрылась вся неистовая и хрупкая сила поэтического и актерского гения Тибета. Актерского, - не в смысле лицедейства, но в смысле исполнительской основы. Ибо именно на концерте я убедилась в том, что знала всегда: Тибет не музыкант и не актер, он в первую очередь поэт. Для меня – величайший из звучащих поэтов.
Он и сам был – как поэтическая строка: изломанная пластика, нервные, контрастные, нелогичные жесты, истерические вскрики и глубокие шепоты. В этом во всем было столько же жеманства, наигранности, сколько бывает в стилизованном стихотворном катрене: подлинная сила эмоции, втиснутая в рамки формы. Ибо он действительно кричал, и действительно шептал, и действительно плакал, - когда пел “The bloodbels chime”. И, хотя нет ничего более подозрительного, чем актерские слезы, - каждая из этих капель падала мне в душу, подобно комете, и взрывалась там болью сострадания, и рассыпалась там радостью сопричастности…
Он исполнил много вещей с нового альбома (Idumea, Sunset, Black Ships ate the sky, Bind your tortoise mouth), но меня поразило и порадовало, что были спеты и многие мои любимые песни с любимых старых пластинок – Soft Black Stars, All the Pretty Little Horses. В целом концерт получился музыкально очень наполненным, с хрупким и глубоким акустическим звуком. Дэвид Тибет изменил печальный и проникновенный настрой только в конце, когда вышел на бис и спел старую хулиганскую вещь со “Swastikas for goddy”. На бис его вызвали дважды, и дважды он продлевал всеобщее счастье. Хлопали и дальше, но Тибет честно признался, что слишком устал. Грубо выражаясь, он “выложился”, а если говорить точнее, - прожил на сцене маленькую жизнь… Очередную из. Ему хлопали с безмолвным и свирепым восторгом. Его не хотели отпускать, и кто-то крикнул из центра танцпола: “David, you are russian” – настолько близким, родным, понятным и настоящим оказался печальный менестрель с туманного Альбиона…
Близким. И родным.
Возможно, это странно, но у меня, когда я выходила из клуба, не было чувства нехватки “продолжения банкета”. Не было и пресыщенности, но что-то очень важное казалось сделанным, завершенным. Внутренняя связь, которую я ощущала к этому человеку, - связь эстетическая, культурная, какая угодно, - оказалась проверенной, и эта нить не порвалась. Напротив, сознание и дух впитали в себя энергию Дэвида Тибета, слепок с его души, и теперь кусочек этого хранится внутри, словно самое дорогое сокровище.
… а еще этот удивительный и незабвенный концерт замечателен тем, что на нем я ожидала встретить много знакомых: как реальных, так и виртуальных но не обнаружила никого (кроме, конечно, Einsturzende) … Стоит ли винить в этом тесноту клуба, мою невнимательность, или же это просто стечение обстоятельств – кто знает… Может быть, это был не лучший момент для встреч и знакомств. Может быть, нужно было пережить это наедине, и унести, не расплескав в пересудах.
Paulinne, Psychedeligue!
Простите, если вы были на концерте, но я случайно прошла мимо вас и не узнала. В конце концов, мы будем ждать нового концерта. А значит, - новых встреч…