Пришла в Фонтанный Дом смотреть сцену.

Поднялась в Белый Зал, как к себе домой, и гордо прошествовала мимо оторопевшей старушки-смотрительницы. Бабушка бросилась за мной, засыпав вопросами. Пришлось обьяснять, что я написала дипломный сценарий представления, посвященного этому дому, а теперь мне нужно уточнить размеры и особенности зала. Старушка сделала квадратные глаза, но двери отворила.

Я вошла в помещение и увидела сбоку портрет фельдмаршала Шереметева. Обрадовалась:

«О! Борис Петрович! Давно не виделись»…

Потом прошлась по залу, измерила шагами сцену. Заставила бабулю умолкнуть заявлением: «Пойду взгляну на Прасковью», и почти по-хозяйски ринулась в коридор.

Я прошла вдоль вереницы комнат, мимо таких же удивленных старушек, и остановилась у портрета Жемчуговой. Он висит сбоку, в одном ряду с изображениями ее сына и танцовщицы Шлыковой - маленькая овальная картина в сине-жемчужных тонах. Из голубого полумрака выступает бледное лицо, обрамленное напудренным париком. На голове – античный шлем с перьями (Прасковья позировала в костюме Белинды). Серо-голубое платье. Шеки нарумянены, лицо прозрачно. Вблизи хорошо видны глаза, одинаковые на всех ее портретах – миндалевидные, темные… Складка губ, рисунок бровей – все кажется знакомым. Я в очередной раз удивилась своему сходству с актрисой, умершей три века назад. Может, она моя родственница?

Шагая назад, вспоминала, каким же образом я впервые попала в Шереметевский дворец. Еще в школе меня направили на практику в музей Анны Ахматовой, находившийся здесь же, в Фонтанном Доме. Тогда я была почти не знакома с наследием поэтессы, а про само здание и вовсе ничего не знала. Но едва я вошла в темную квартиру, где жила Анна Андреевна, как это место мне понравилось. Особенно впечатлил последний зал, посвященный поэме «Без героя». Он был украшен занавесями с изображениями комедиантов. В обычной для этой квартиры темноте светились рисованные маски. Мне сразу запомнились старое зеркало, статуэтка Олечки Судейкиной в роли Коломбины и посмертный портрет Жемчуговой в гробу. Там я впервые что-то услышала о ней. Казалось бы, причем тут крепостная актриса? Экскурсовод пояснила, что Ахматова очень интересовалась ее судьбой и была уверена, что призрак Жемчуговой все еще бродит по парадным залам дворца. Эти мрачные истории об умерших актрисах, забытой и несочиненной музыке, зеркалах и поэмах так меня впечатлили, что я написала странный рассказ, ныне безвозвратно утерянный. Помню, что он назывался «Два кольца», и речь в нем шла о том, как одному мужику явились призраки двух женщин-сестер. Одну звали Коломбина, а другую – Психея. Чего им было надо и при чем тут кольца – я уже не помню. Это было 10 лет назад. Почему-то я вспомнила о рассказе именно сегодня.

Короче, в тот день, когда я впервые увидела квартиру Ахматовой, в моей голове что-то замкнуло, и с тех пор Фонтанный Дом стал для меня обьектом постоянного интереса. Обычный петербургский дворец, заложенный в Петровскую эпоху фельдмаршалом, битком набит музеями, экспонатами и призраками. В его стенах постоянно ощущаешь какое-то присутствие, какую-то грустную тайну. В парадных залах вереницей кружат бесплотные видения графов, крепостных, императоров. На задворках темных квартир притаились духи поэтов и актеров эпохи серебряного века. Самое удивительное – то, что этот дом, единожды впустив в себя музыку, уже больше с нею не расставался. Какими-то неизвестными тропами в пространстве трех веков здесь постоянно пересекались музыканты, актеры, художники и поэты разных эпох. Спрятав за пышным фасадом обычную петербургскую нищету, Дом все еще стоит, загадочный и молчаливый. Как мудро Ахматова написала о нем:

«В том доме было очень страшно жить.

И ни камина свет патриархальный,

Ни колыбелька моего ребенка,

Ни то, что оба молоды мы были

И замыслов исполнены,

Не уменьшали это чувство страха.

И я над ним смеяться научилась,

И оставляла капельку вина

И крошки хлеба для того, кто ночью

Собакою царапался у двери,

Иль в низкое заглядывал окошко,

В то время, как мы, замолчав, старались

Не видеть, что творится в зазеркалье,

Под чьими тяжеленными шагами

Стонали темной лестницы ступени,

Как о пощаде жалостно моля.

И говорил ты, странно улыбаясь:

«Кого «они» по лестнице несут?»

Теперь ты там, где знают все, скажи:

Что в этом доме жило кроме нас?»



2 сентября 1945,

Фонтанный дом.