daPena "растревожила мне душу скрипкой". Напомнила про музыку, которую я люблю безусловно. Как рефлекс.
Я увидела Океан Эльзы несколько лет назад, по ТВ. Они выступали на московском Максидроме. Выпустили их последними, разумно решив, что после них публика уже не оправится. Пели они «Той день», причем дуэтом с Земфирой, бывшей тогда в зените любви и обожания.
Я наблюдала этот концерт брезгливо, через монокль своего отрицательного отношения к молодому поколению русских музыкантов. “Монстров” вроде Аквариума, Алисы, Бутусова на Максидроме не было, а обойма рокопопса выглядела просто убого: Найк Борзов, Смысловые галлюцинации, Танцы Минус. Отвратительное ощущение конъюнктуры и того, что вся эта с позволения сказать «музыка» выросла из блатных песен в подворотнях, нисколько не поднявшись в уровне и не пытаясь достичь честности настоящего рок-н-ролла. Меня уже стало тошнить от вялотекущего отвращения, когда в конце безобразия, уже после более достойного во всех отношениях выступления Земфиры, вышла совершенно незнакомая группа, которую представили как гостей из братской Украины. И монокль выпал из моего глаза, ставшего квадратным.
После потока холодной и почти безликой музыки в зал пошло что-то настоящее: драйв, надрыв, энергия. Солист проявил глубокие знания в тактике поведения фронтмена: рвал рубаху, прыгал на край сцены и простирал руки к залу. Зал моментально взревел и принялся бесноваться. Земфира очень старалась хорошо подпевать, но даже она буквально исчезала в том свободном и широком пространстве, где существовал его голос, посыл его энергетики и чувства. Припев он спел раз 18, потому что зал ревел и требовал еще.
Концерт смотрела со мной мама, которая родилась и выросла на Украине. Пока она шумно радовалась, видя успех соотечественников, я безмолвно задавала себе вопрос: «Кто такие?!? Почему не знаю?!?!?» «Той день» меня уничтожил. И потом я отправилась на поиски записи.
Запись обнаружилась на кассете у подруги. Песни были записаны с радио, без названий. Долгое время я обозначала их как «песню про Швыдкого» («Kвiтка», по фразе «так швыдко, так швыдко») или «песня про мыло» («вставай, мила моя, вставай»). Но шутки закрывали страшную правду: Океан Эльзы для меня были очевидным открытием, они безумно привлекали именно музыкальностью. То, что тексты были наполовину непонятны, только добавляло интриги: решающее влияние оказывала музыка, а главное – мелодичный, но надрывный блюзовый голос Вакарчука.
Когда любишь голос – это процесс необратимый. Относительно стиля, музыки, слов можно размышлять, критиковать, вычленять плохое и хорошее. А голос либо цепляет, либо нет, - как в любви.
Я не считаю Океан Эльзы плохим коллективом. Напротив – они профессиональны, и у них присутствует очевидный рост. Некоторые считают, что рост этот больше похож на деградацию по причине стилистического углубления в мейнстрим. Но это выбор музыкантов, а отнюдь не случайность. Я не спешу обвинять их в конъюнктуре, потому что процесс кажется мне естественным. Что же касается судьбы группы как символа, как явления, то их популярность, политические воззрения, философская миссия и финансовая политика меня не волнуют совершенно. Главное, - чтобы музыка продолжала цеплять, чтобы в ней осталась ее естественность. Потому что мне кажется там самым ценным именно простота, которая позволяет голосу быть искренним в чувстве.
… А Вакарчук мог бы петь Дженис Джоплин, как мне кажется. Хотя мужчины вообще не поют ее песни, а из женщин получилось только у Нины Хаген («Move over the lover»). Но он бы смог. И это было бы невероятно круто.