"... Когда вы танцуете, Терезина, да и вообще в иные мгновения, вы, как дерево, или гора, или животное, или звезда, совсем одиноки в мире. Вы не хотите быть никакой, кроме той, какая вы есть, неважно, добрая вы или злая. Разве это не то же самое, что вы увидели во мне?
... Как вы живете, я не знаю. Но вы живете, как жил я , как живут все, большей частью во мраке и в разладе с собой, ради какой-то цели, какой-то обязанности, какой-то задачи. Так живут почти все люди, этим болен весь мир, от этого он и погибнет. Но иногда, например, когда вы танцуете, задача или обязанность у вас пропадает, и вы живете вдруг совершенно иначе. У вас появляется вдруг такое чувство, будто вы одна в мире или можете завтра умереть, и тогда наружу выходит все, что вы действительно собой представляете. Когда вы танцуете, вы заражаете этим других. Вот ваша тайна."
"Клейн и Вагнер"
Когда я читаю его книги, то мне кажется, что где-то во мне притаился маленький, карманный Hermann Hesse. Как будто кто-то подслушал мои слова, сказанные или подуманные, и - что еще страшнее - несказанные и даже недуманные, а только лишь созревающие в подкорке, - и кто-то написал их. Только всякий раз, когда я открываю его роман и падаю в глубину, меня не оставляет одно и то же, одно и то же впечатление: что даже Гессе, как бы ни был гениален этот удивительный, огромный и мудрый человек, не смог передать словами то, что он чувствовал своим мощным сердцем. Для этого даже у него не было слов, не было мысли. Когда читаешь его романы, то кажется, что все беспощадные фразы, все сверкающие образы, вся необьятная чувственность, весь тонкий ум автора мечутся в бессилии, пытаясь уловить, поймать несказанное. Оно прячется в каждой строке, за каждой буквой, но сам Гессе не может это поймать. Перо человека бессильно и восторженно скользит за божеством. Гений Гессе именно в том, что он дал почувствовать это миру: тот огромный, неделимый космос, что стоит за каждой каплей человеческой мысли, человеческой крови, человеческой смерти и любви. Подобная способность "кричать золотом в синеву" была у Генри Миллера, хотя, на первый взгляд, и темы, и язык, и философия этих писателей различны. Такая же способность падать за пределы мира, поглощая его в себя и одновременно впадая в колосальную разделенность, была у художника Фридриха, хотя он жил в 19 веке. Что-то из этого есть во мне, - вероятно, поэтому меня так влечет проза Гессе или проза Миллера, или картины Фридриха.
"Показывать Бога за каждой вещью - вот что такое искусство."