Как и обещала, публикую свои впечатления от фильма и призываю всех к просмотру.

Форма рецензии вызвана тяжелой университетской контузией.



Когда вышел фильм Ларса Фон Триера «Догвиль», критики немедленно окрестили его «брехтовским» - и, что самое удивительное, были правы. Триера роднит с великим немцем понимание сути драмы: она не должна заставлять зрителя сопереживать, она должна заставлять его думать.

Можно усомниться в правильности этого сравнения. Неужели публика не пожалеет слепую из «Танцующей в темноте», сумасшедшую из «Идиотов» или несчастную героиню «Рассекая волны»?! В каждом фильме Триера есть герой, вокруг которого вращается действие и который является жертвой. Он вызывает сочувствие. Но режиссер всегда добивает его.

О том, как он это делает с точки зрения режиссуры, я скажу после. А вот почему – необходимо пояснить сейчас. Брехта и Триера роднит главная тема, многократно раскрытая в творчестве каждого: тема взаимоотношений человека и общества. Понимание этой темы у обоих тоже одинаково: общество почти всегда ломает человека, пожирает его. Эмоциональное отношение режиссеров к проблеме и порождает жесткий, беспощадно обличительный, сатиричный язык жанра.

Героиня «Догвиля» тоже вызывает сочувствие, но нельзя сказать, что сопереживание. Потому что Триер всеми силами «отстраняет» нас от героев – для этого выбран эпический способ рассказа истории, для этого за кадром рассказчик спокойно и остроумно комментирует действие, для этого фильм разбит на главы (эпизоды).

Все это относится к фундаментальным принципам театра Брехта. В своих спектаклях он выстраивал действие таким образом, чтобы «создавать иллюзию, а затем разрушать ее». Практически это выражалось в приеме «отчуждения» («очуждения»): вслед за эмоционально сильной сценой, которая увлекала публику и давала ей надежду на хэппи-энд, шла песня-зонг, зло высмеивающая происходящее и переворачивающая все события к полному краху. Брехт был мастером по части «разбить зрителю рожу».

У Триера зонгов нет, но прием отчуждения все равно присутствует. Зрителя «отчуждает» от происходящего, заставляет смотреть на ситуацию со стороны, без вживания, рассказчик. Кроме того, актеры тоже «отчуждены» от образов. Постоянно присутствует ощущение их внутренней оценки героя – и это один из самых тонких, блестящих штрихов фильма. «Отчуждена» даже сьемка. Зачем Триер загнал актеров в павильон с нарисованными на полу домами, зачем придал такую условную театральность месту действия? Чтобы ни на минуту не создать иллюзию подлинности жизни, в которую можно «переселиться». Чтобы не отвлекать предметами, видами и красотами от актеров. Чтобы в пространстве фильма из живых существ были ТОЛЬКО ЛЮДИ – для тех, кто смотрел – нарисованы даже собаки: ) А заодно и чтобы дать характеристику Догвилю: у него нет стен, и он на ладони перед нами, как и наше собственная жизнь. ДУМАЙТЕ, дорогие зрители, о ней, охрененно прекрасной.

О идее фильма я писать не хочу. Не потому, что ее нет, а потому, что найти ее – персональная задача каждого. Вряд ли кто-то, посмотревший этот фильм, не получил идеей в лоб. «Зрителя нужно быть наотмашь» - говорил Брехт, и был прав.

Так что тем, кто еще не видел – прямой путь в прелестный городок Догвиль. Прям с песней Боуи «Young americans», которая оптимистично ждет вас в финале!

Да здравствуют Триер и Брехт!