Stella Maris
Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Музой,
Говорят: "Ты с ней на лугу..."
Говорят: "Божественный лепет..."
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.
А. Ахматова
Я вот думаю: сколько же стихов я написала «на двоих» с кем-то? Поэты – они же такие сумасшедшие… я никогда себя не называла поэтом, но если не вкладывать в это слово некую качественную степень, то я все-таки поэт. Я часто ловлю себя на том, что думаю стихами. То, что вот-вот готово сорваться с губ, похоже на музыку, похоже на краски.
Я говорю ему, что его глаза похожи на голубых рыбок. Все смотрят удивленно, все смущены. А это был всего лишь образ, всего лишь отражение красоты, которую я вижу и которая самоценна. Она не нуждается в оценке, только в отражении…
Я умолкаю, я сдерживаюсь. Я редко говорю что-то подобное, потому что это вызывает непонимание.
Блок ведь написал «Кармен». И «Снежную маску» для Волоховой. Обе были актрисами, и в них поэт увидел образы, которые повели его вглубь себя. Искусство – это всего лишь путешествие к себе. Мир открывается через окно души, которое нужно найти…
Я читала недавно «Снежную маску». Там, где идет снег, нельзя понять – холодность губ или талый лед ты пробуешь на вкус. Женщина перед тобой или метель. Город или развалины твоего сердца. Там, где мир соединяется с ниточкой духа, все сливается воедино, все поднимается ввысь. Ради этого поэты и пишут.
Я благодарна всем тем, кто дарил мне вдохновение. Я никогда не говорила этого вслух, но часто об этом думала. Порой так сложно найти «точку ноль», с которой начинается полет в запредельное: днями и месяцами ни строчки. Но потом вдруг что-то происходит, и накопленные зерна образов сливаются в один неделимый поток. У меня на полке сидит плюшевый медведь. Это про него я написала «…медведем маленьким, игрушечным». С него началось это стихотворение, посвященное дорогому для меня человеку.
Так Ронсар бродил по берегам Луары и писал гимны каждому цветку, каждой пролетевшей мимо бабочке. В реках он видел купающихся нимф, в тени деревьев – играющих фавнов… Стиховеды гадают, спал ли он с Мари из Анжу и существовала ли на самом деле его Кассандра. Какое значение это может иметь теперь? Все они уже давно умерли, но стихи – живут. Ронсар ведь знал, что красота бессмертна.
Что там, где начинается вдохновение, открывается бесконечный путь.
А еще называют Музой,
Говорят: "Ты с ней на лугу..."
Говорят: "Божественный лепет..."
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.
А. Ахматова
Я вот думаю: сколько же стихов я написала «на двоих» с кем-то? Поэты – они же такие сумасшедшие… я никогда себя не называла поэтом, но если не вкладывать в это слово некую качественную степень, то я все-таки поэт. Я часто ловлю себя на том, что думаю стихами. То, что вот-вот готово сорваться с губ, похоже на музыку, похоже на краски.
Я говорю ему, что его глаза похожи на голубых рыбок. Все смотрят удивленно, все смущены. А это был всего лишь образ, всего лишь отражение красоты, которую я вижу и которая самоценна. Она не нуждается в оценке, только в отражении…
Я умолкаю, я сдерживаюсь. Я редко говорю что-то подобное, потому что это вызывает непонимание.
Блок ведь написал «Кармен». И «Снежную маску» для Волоховой. Обе были актрисами, и в них поэт увидел образы, которые повели его вглубь себя. Искусство – это всего лишь путешествие к себе. Мир открывается через окно души, которое нужно найти…
Я читала недавно «Снежную маску». Там, где идет снег, нельзя понять – холодность губ или талый лед ты пробуешь на вкус. Женщина перед тобой или метель. Город или развалины твоего сердца. Там, где мир соединяется с ниточкой духа, все сливается воедино, все поднимается ввысь. Ради этого поэты и пишут.
Я благодарна всем тем, кто дарил мне вдохновение. Я никогда не говорила этого вслух, но часто об этом думала. Порой так сложно найти «точку ноль», с которой начинается полет в запредельное: днями и месяцами ни строчки. Но потом вдруг что-то происходит, и накопленные зерна образов сливаются в один неделимый поток. У меня на полке сидит плюшевый медведь. Это про него я написала «…медведем маленьким, игрушечным». С него началось это стихотворение, посвященное дорогому для меня человеку.
Так Ронсар бродил по берегам Луары и писал гимны каждому цветку, каждой пролетевшей мимо бабочке. В реках он видел купающихся нимф, в тени деревьев – играющих фавнов… Стиховеды гадают, спал ли он с Мари из Анжу и существовала ли на самом деле его Кассандра. Какое значение это может иметь теперь? Все они уже давно умерли, но стихи – живут. Ронсар ведь знал, что красота бессмертна.
Что там, где начинается вдохновение, открывается бесконечный путь.