Сегодня будет много записей. Не обращайте внимание. Я сижу дома, болею, и мне нечем заняться, кроме как смотреть в ящик на Петросяна и читать Гессе. Старина Герман так прекрасен, что от него надо время от времени отвлекаться. Так что остается писать сюда.
Думая о Гессе, я вспомнила историю про немецкого мальчика. И подумала, что она достаточно забавна, чтобы поделиться с вами.
читать
Однажды, находясь на учении в ГУКИ, я проходила производственную практику. Смысл ее был туманен, но инициатива исходила от мастера, а потому отказ был невозможен. Работала большая часть курса.
Это было на рождественских каникулах. Отчетливо помню – на улице ослепительно сияло солнце, но было –25 градусов. Мы – студенты доблестной кафедры МАСПР – должны были встречать гостей народных гуляний, рассредоточившись по секретным точкам Центрального Парка Культуры и Отдыха. Мальчики были наряжены скоморохами, девочки – матрешками.
В этом месте те, кто представляет себе мою внешность, уже должны начинать смеяться. У меня узкое лицо и худощавое телосложение, что никак не обеспечивает связь с образом тучной куклы. А главное – лицо еврейское. Какая там рашен матрешка.
Но на улице было –25. Я надела на себя пару-тройку брюк, четыре свитера и пуховик. Прямо на это безОбразие был водружен красный сарафан, голова – замотана русским цветным платком, а сверху – надета «шапка Мономаха». Это был «полный вперед».
Я работала с партнершей. Нашей главной обязанностью было ловить входящих в парк посетителей и «создавать им праздничное настроение». Процесс создания оного выражался в том, что мы заставляли гостей петь, плясать, разыгрывали их или что-либо изображали перед ними. Народ – большей частью молодое поколение – в ужасе пытался сопротивляться. А вот бабушки и дедушки, воспитанные на МАСПР, с радостью пели и плясали.
И вот в какой-то момент, среди толп руссо туристо, к нам в руки попал мальчик. Он пытался проскользнуть в ворота парка, но был схвачен нами в дверях.
- Ну, добрый молодец! – радостно сказала моя коллега – Щаз будешь нам петь, иначе мы тебя не пропустим!
Между тем я, глядя на «доброго молодца», уже смутно начинала понимать, что с ним что-то не так.
Он был одет очень скромно, в темную куртку и брюки, на голове у него была шапка. Трудно сказать, сколько ему было лет. Рост, очертания фигуры и голова говорили, что скорее всего он находится в переломном возрасте – между ребенком и юношей. Черты лица уже были мужскими, но кожа щек еще хранила детскую гладкость. У него был изящный, небольшой нос, тонкие губы, острые скулы. За стеклами маленьких очков поблескивали холодные голубые глаза. Из-под шапки выбивались мягкие белокурые локоны.
Мальчик был прекрасен. Я не в состоянии не замечать красоту. В тот краткий момент оценки, когда все эти впечатления пронеслись в моей голове, он открыл рот и сказал:
- Йа не могу спет по-руски.
Воцарилась пауза.
- А ты откуда? – спросила моя коллега.
- Из Германия.
В следующий миг я издала дикий вопль восторга, который заставил мальчика в ужасе покоситься на меня.
- О! Германия – это лучшая страна на свете! – изрекла я и нависла над ребенком.
Моя коллега, понимая, что добром это не закончится, поспешила опередить шквал вопросов, и грозно добавила:
- Значит, петь будешь по-немецки!
Мальчик посмотрел на нас ледышками германских глаз, подумал, и вдруг запел. Он пел тихо, но вполне мелодично.
Смущение, подобное тому, что в этот момент владело им, мы многократно наблюдали до этого на лицах отечественных детей – они конфузились, сердились, румянились. А этот только часто хлопал светлыми ресницами, отводя глаза.
Когда он замолчал, мы набросились на него:
- И про что эта песня?
- Это песня… про праздник… про зима.
После песни юноша был отпущен на волю. Мне очень хотелось расспросить его, откуда он приехал и как оказался здесь, но он явно спешил. Как только мы расступились перед ним, он быстро ринулся прочь. Правда, успел сказать «спасибо», чего не делали русские дети.
Мальчика я запомнила отчетливо. Сейчас, глядя на фотографии Гессе, он представился мне самым ярким образом. Наверное, сам Герман Иваныч в 12 лет был таким же: с золотистым румянцем на щеках, с тонкими, но еще округлыми чертами, и таким же серьезным, холодным взглядом голубых прозрачных глаз.
…Надеюсь, сейчас мальчик далеко от холодной России. Где-нибудь в Альпах.
%)))